Уорсингтон мог поклясться, что в голосе своего хозяина он услышал легкое беспокойство.
— Конечно, милорд. Она шагу не сделает без моего ведома.
Кендрик кивнул и снова закрыл глаза.
— Не дай бог, с ней что-нибудь случится, Уорсингтон. Я бы этого не вынес.
Уорсингтон смотрел, как его хозяин задремал. При других обстоятельствах, он бы заподозрил, что стал утомлять своих собеседников: ведь они засыпали буквально у него на глазах!
Улыбаясь, он вышел из комнаты. В первый раз за все время он услышал, как Кендрик интересовался чьим-то самочувствием, кроме своего собственного. Да еще с таким пылом! Это был добрый знак.
Единственное, что запомнила Женевьева о двух последующих днях, это ужасная боль в руке, и Уорсингтон, который заставлял ее глотать какие-то лекарства. Казалось, каждый раз, как только у нее начинались боли, он тут же появлялся из воздуха. Однажды ей удалось пробыть в сознании достаточно долго, чтобы спросить о Кендрике и узнать, что тот набирается сил у себя наверху. После этого она снова заснула.
Три дня спустя после несчастного случая она заставила себя выползти из кровати. После душа, который длился, казалось, целую вечность, она достала из шкафа свою любимую ярко-красную пижаму с зашитыми стопами, которые придавали ей по-детски смешной вид. Наконец-то, что-то знакомое и удобное! Для полного счастья ей не хватало только ведерочка ее любимого мороженого Haagen-Dazs и приятного тепла от камина.
Когда она двигала рукой, швы на пальцах неприятно стягивали кожу. Она осторожно разогнула пальцы и взглянула на два уродливых красных пореза и черную нитку, которая стягивала плоть в этом месте. Ох, как же она была близка к тому, чтобы отрезать себе пальцы! Должно пройти очень много времени, прежде чем она хоть на дюйм приблизится к мечу Кендрика.
Она опустила руку и направилась к двери. Чем быстрее у нее будет мороженое, тем быстрее она выздоровеет. Может, Уорсингтон даст какую-нибудь кухонную рукавицу, чтобы она не видела последствий своей дурости.
Уорсингтон как раз собирался подняться по лестнице, когда она появилась наверху. Он нес серебряный поднос с огромной порцией шоколадного мороженого и вазочкой горячего карамельного соуса. Ее смех больше походил на вздох облегчения.
— Только не говори, что и ты в последнее время читаешь мои мысли, — простонала она.
Уорсингтону удалось изобразить некое подобие улыбки.
— Миледи, ваши кулинарные предпочтения настолько просты, что их и дурак предскажет. Вам нужно попробовать другой сорт. Вам никогда не хотелось малинового мороженого?
— Никогда в жизни. Пускай все мои калории будут роскошного шоколадного цвета. Мы будем есть внизу?
— Его светлость настолько надоел мне расспросами о вашем здоровье, что я подумал, не захотите ли вы заглянуть к нему в кабинет и хоть немного его успокоить.
— Он спрашивал обо мне? — спросила она, заливаясь румянцем.
— Каждый божий день. Я думал, что с ума сойду от его бесконечных вопросов.
Женевьева с трудом сдерживала улыбку.
— Нам ведь не нужно, чтобы ты сошел с ума, Уорсингтон, верно? Я пойду и его успокою.
Уорсингтон кивнул и поднялся с ней на третий этаж. Он не удосужился постучать в дверь кабинета. Вместо этого он ее открыл и втолкнул Женевьеву внутрь.
Кендрик сидел в кресле, и был он почти прозрачным.
— Что с тобой случилось? — она быстро подошла к нему и опустилась на колени возле кресла.
— Я только немного бледен, — усмехнулся он. — Это пройдет.
— Бледен? — недоверчиво спросила она. — Да тебя почти не видно.
— Я просто устал, — прошептал он. Было заметно, что сама речь отнимает у него силы. — Оторвать рукав блузки для меня все равно, что для тебя поднять машину с земли. Это стоило мне уймы энергии.
— Прости меня, — с отчаянием сказала она. — Кендрик, это я во всем виновата. Мне и в голову не приходило причинить тебе боль…
Он поднес палец к губам, а потом снова уронил руку на грудь.
— Ты должна радоваться. За все то время, что я был призраком, я и пальцем не шевельнул ни для кого из Баченэнов. Ты, миледи, первой удостоилась этой чести.
— Меня это вовсе не радует. Выглядишь ты ужасно.
— Это только с виду. Я себя чувствую не так уж плохо. — Уверил он ее. — Уорсингтон, — он поднял глаза на слугу, — что ты там принес для моей леди?
— Никакой здоровой пищи, милорд.
Кендрик нахмурился.
— Тогда унеси все это и приготовь ей что-нибудь полезное для здоровья.
— Я хочу свое мороженое, — вмешалась Женевьева.
— Живей, Уорсингтон, — сказал Кендрик, не обращая внимания на Женевьеву. — И принеси еду сюда. Видно, мне придется самому проследить, чтобы она быстро пошла на поправку.