А может, он был бы одиноким писателем, который нуждался в реставрации своего средневекового замка? Она улыбнулась; это прозвучало так знакомо. У них была бы любовь с первого взгляда. Он бы ухаживал за ней, осыпая ее милыми безделушками, нежными записками, цветами из собственного сада.
Женевьева вздохнула. Почему-то она с трудом могла представить Кендрика, орудующего граблями в саду. Пускай уж остается верхом на коне, с влажными от пота волосами, прилипшими к шее, и звенящей на каждом шагу кольчуге. Он принадлежал тому опасному миру. Может, поэтому он обожал футбол. Тот служил единственным напоминанием о давно прошедших сражениях.
Она открыла глаза и посмотрела на него. И замерла. Он проснулся. И смотрел на нее. О, этот взгляд, полный нежности и любви! Женевьева почувствовала, что падает и тонет в чувственной теплоте его глаз. Ласковой, соблазняющей и манящей теплоте.
Внезапно она почувствовала, как щеки ее жарко запылали.
— Ты слышал… — голос ее прервался от смущения. — Слышал мои мысли?
Он медленно покачал головой, не отрывая от нее взгляда.
Она с облегчением прикрыла глаза и отпустила его руку.
— Нет…
Она взглянула на него.
— … не двигайся, — закончил он фразу. Он повернул ее забинтованную руку ладонью кверху. — Дай мне руку, любимая.
Тепло вдруг сменилось бушующим пламенем. А если он видел все ее глупые фантазии? Ей захотелось закрыть лицо руками и расплакаться от унижения. Вся ее отвага, которая позволяла ей сносить выходки Кендрика, размахивающего перед ней мечом, внезапно исчезла. И Женевьева сделала, наконец, самое разумное за весь день.
Она вскочила и убежала.
Она неслась как сумасшедшая, молясь, чтобы Кендрик был слишком слаб, чтобы следовать за ней. Она заперла дверь на ключ и нырнула в кровать. Она натянула одеяло на голову, как будто это помогло ей укрыться от Кендрика и своего глупого воображения.
О боже, смилуйся надо мной.
Она влюбилась в призрака.
Глава одиннадцатая
Кендрик сидел на только что купленном двухместном диванчике и нетерпеливо постукивал ногой. Хотя скорее нервно, чем нетерпеливо. Он знал, что скоро придет Женевьева, и откровенно говоря, не был уверен, что ей понравится то, на что он заменил свое большое кресло. Может, кушетка выглядела слишким интимно?
— Вот черт, — проворчал он, — и откуда только это взялось?
Он имел в виду постукивание ногой, нервное движение, которого никогда раньше за собой не замечал. Да и зачем ему было прежде нервничать? В прошлом женщины сами гонялись за ним, как гончие за несчастным животным. Он провел больше времени, отбиваясь от них, чем стараясь привлечь их внимание. Он был известен как за геройские деяния на поле битвы, так и в постели, что наряду со слухами о его богатстве привлекало распаленных дамочек даже с юга Италии. Богатые вдовы, скучающие аристократки и экзальтированные девицы: все они пускались на хитрые уловки в надежде затащить его в постель.
А сейчас он вдруг занервничал? И все потому, что боится испугать женщину, которой даже коснуться не может? Ну что за дурацкая ситуация! Отец лопнул бы со смеху, если бы сейчас его увидел.
Прошла неделя с тех пор, как Женевьева сбежала из его кабинета, и за это время кое-что случилось. К нему вернулись силы. Вобщем-то он быстро оклемался, но ему было выгодно продлить процесс выздоровения, чтобы Женевьева ухаживала за ним все это время.
Однажды ему удалось снова затащить ее в свое убежище. Ему до смерти хотелось заглянуть в ее мысли и узнать, что же заставило ее тогда столь стремительно сбежать из его кабинета, но каким-то образом он нашел в себе силы сдержаться. О чем бы она ни думала, она не хотела, чтобы он об этом знал. Может, это к лучшему. Он был уверен, что Женевьева была о нем невысокого мнения. Он беспокойно заерзал на кушетке. Последняя мысль ему не понравилась.
Следующим значительным событием было осознание собственных чувств. Сначала он был уверен, что его увлеченность девушкой дело временное. Скоро она ему надоест и он потребует переписать замок на свое имя. Он надеялся, что весь процесс займет от силы недели две, не больше.
А потом он понял, что влюбился в нее.
Он мог с полной уверенностью сказать, когда именно это произошло. Не тогда, когда она старалась пробраться в спальню Кендрика, уверенная, что он не может пройти через запертую дверь. И не когда она чуть не пришибла его дверцей от холодильника. И даже не тогда, когда он пригласил ее в свой кабинет, и она с интересом рассматривала его личные вещи и семейный портрет.