— Прости меня, — шепнула она. — За вчерашнюю ночь.
Он отстранился, чтобы взглянуть на нее.
— Мы ведь не знаем друг друга настолько хорошо, чтобы стать любовниками, верно?
Она медленно покачала головой.
— Ну что ж, тогда мы и этим займемся. — Он нежно прикоснулся губами к ее лбу. — Я заведу жеребца в конюшню и после зайду в дом.
— Я пойду с тобой, — вызвалась она.
Он криво усмехнулся.
— Значит, ты скучала по мне утром?
— Очень.
Он развернул коня и цокнул языком. Женевьева крепко обняла его за шею.
— Мы не едем галопом, дорогая.
— Нет, но мы очень далеки от земли.
— А я-то думал, ты так крепко меня обнимаешь, чтобы я не сбежал.
— Кендрик, тебе никто не говорил, что ты напрашиваешься на комплименты?
— Это неправда.
— Правда. Причем, постоянно. Неужели я так скупа на них? — Она взглянула в его бледно-зеленые глаза и застонала. — О нет, только не делай такого жалостливого лица. Я говорю тебе больше комплиментов, чем нужно.
— Рыцарю никогда не достаточно слов одобрения с уст его дамы, — торжественно провозгласил Кендрик.
Как только они достигли конюшни, он соскочил с коня, протянул ей руки и внезапно застыл. Поднеся вверх подол платья, он вволю налюбовался видом розовых тапочек. Затем широко ей улыбнулся.
— Моя жена, что за шик…
Его жена. Может, это из-за того, что специально для нее он надел тяжеленную кольчугу, а может, виной всему была его чудесная улыбка с ямочкой на щеке, в любом случае, он так ее разоружил, что она послала ему сверкающую улыбку.
— Я спешила.
Он потянул ее за большой палец на ноге.
— На встречу с кем-то, кого я знаю?
— Ты опять напрашиваешься на комплименты.
— Ничего не могу поделать. — Он потянул ее вниз, в свои объятия. — Ты можешь сесть вот на эту кучу соломы и любоваться тем, как я буду ухаживать за лошадью. И держи ноги вверху, чтобы тапочки не промокли.
Женевьева чувствовала себя так, как будто перенеслась на многие века назад. Пространство вокруг нее заполнилось звоном кольчуги и скрипом кожи, стуком копыт и лошадиным фырканьем, шепотом Кендрика, говорящим со своим конем по-французски. Родным языком ее мужа был норманнский французский язык, до чего это странно! Ей вдруг захотелось, чтобы границы временного пространства стали настолько тонкими, чтобы они очутились в его времени. Что, если бы он по-настоящему был ее рыцарем? И ее безопасность, даже сама жизнь зависела от его воинского мастерства?
Как бы она чувствовала себя, направляясь с ним в Артейн, чтобы познакомиться с его семьей? Приняли бы ее родители Кендрика, или они желали бы для него другой невесты? Ей очень хотелось попросить свозить ее туда в любом случае, чтобы посмотреть места, где он вырос. К сожалению, от его родового замка, наверное, не осталось ничего общего с тем, из Средних Веков. Для него было бы очень болезненно лицезреть все эти перемены.
— Женевьева?
Она посмотрела на него и почти перестала дышать. Дело было не в том, что она не могла никак свыкнуться с его красотой и прекрасной осанкой. С этим она освоилась. Или привыкнуть к его ослепительной сексуальной улыбке. Нет, не это отняло у нее дыхание. А может, все эти причины вместе взятые.
Этот мужчина принадлежал ей. И он хотел за ней ухаживать.
Кендрик медленно подошел к ней, обнял и окинул притворно грозным взором.
— Я голоден, барышня.
Она обняла его за шею.
— Да? А что ты добудешь нам на обед?
— Я накромсаю парочку стейков из холодильника.
— Ты так отважен.
— Ах, комплимент, — вздохнул он, выглядя очень довольным. — Я думаю, их будет больше. Наверное, когда я буду воевать с холодильником при помощи своего меча. Моя доблесть в битвах всегда щедро восхвалялась.
Она улыбнулась и поцеловала его в щеку.
— Я приготовлю ужин. Сомневаюсь, что у тебя остались силы после всех этих начинаний.
Он проворчал что-то под носом и двинулся к замку.
Кендрик с вытянутыми перед собой ногами сидел у длинного кухонного стола и наблюдал, как его жена сновала по кухне в средневековом платье и смешных домашних тапочках. Внезапно его охватил такой наплыв чувств, что он не сдержался, схватил ее в объятия и крепко поцеловал.
— Ты просто восхитительна, — расплылся он в широкой улыбке.
Она рассмеялась.
— Почему?
— Потому что это правда.
Он быстро ее поцеловал, развернул обратно и снова уселся на свое место. Женевьева приложила руку ко лбу, наверное, чтобы голова не кружилась, и бросила на него взгляд через плечо.