XIV
Собравшись вместе в домике смотрителя охоты, Конрад, Эберхард, Розамунда и Йонатас провели бессонную ночь в тоске, ужасе и слезах.
Эберхард, как только его рана была перевязана, немедленно захотел встать и теперь полулежал в кресле. Конрад, держа его за руку, сидел рядом. Розамунда ходила по дому, приготавливая питье для больного. Порой, охваченная благочестивым порывом, она падала на колени и страстно молилась.
Наш добрый Йонатас был как громом поражен этими событиями, которые он, хотя бы отчасти, должен был бы предвидеть. Всю эту зловещую, бессонную ночь он проплакал.
Все четверо были угнетены одной и той же мыслью и на протяжении этой долгой ночи часто погружались в молчание, длившееся часами. Были слышны только рыдания Йонатаса, монотонное тиканье деревянных стенных часов да шум ветра, который бесновался за окном, грозя снести ветхую крышу домика. Тоскливое ожидание прерывалось восклицаниями, молитвами, призывами к Богу, и от этого становилось еще страшнее.
— Помолимся за него, — говорил Конрад.
— Господи, сжалься над ним! — вторила ему Розамунда.
— Матушка, прости его, — шептал Эберхард. Пробило полночь. И тут Конрад произнес слова, заставившие всех вздрогнуть.
— Жив ли он еще?
— Увы! Он погиб, — помолчав, сказал Эберхард. — Матушка всегда говорила мне, что ему суждено погибнуть — если и не от моей руки, то из-за меня. Я не стал палачом, но послужил орудием казни. Моя бедная матушка жалела его, но против судьбы она бессильна. Все послужило тому, чтобы это предсказание сбылось: не только зло и порок, воплощенные в честолюбии графа и в дурных наклонностях моего брата, убивших его, но также все доброе и святое — доверчивость Йонатаса и наша великая любовь. Такова воля судьбы. Жуткие страсти, которыми был одержим мой отец, требовали себе жертвы. Он погиб!
Час спустя, Эберхард снова заговорил:
— Что сейчас происходит в замке? Какая страшная беда нас ожидает? О Господи! Еще вчера утром мы были так счастливы, так лучезарны были наши мечты! А на что нам надеяться теперь? И что с нами будет?
— Помолимся, — сказали в один голос Конрад и Розамунда.
Рассвет — унылый декабрьский рассвет, темнее, чем майская ночь, — особенно долго не наступал в то утро.
Как только тусклые лучи солнца проникли в комнату сквозь оконные стекла, Конрад поднялся.
— Я пойду туда, — сказал он.
— Мы все пойдем, — ответил Эберхард.
Никто не возразил. Все четверо направились в замок: Эберхард, опиравшийся на плечо дяди, шел впереди, за ними следовали Йонатас и Розамунда.
Когда они подошли к главным воротам, пробило восемь часов утра. Прислуга начинала просыпаться.
— Кто-нибудь из вас видел графа фон Эпштейна со вчерашнего дня? — спросил у слуг Конрад.
— Нет, — ответили они. — Граф заперся у себя в спальне и запретил его беспокоить.
— И утром он не звонил? — спросил Конрад. — Я граф Конрад, брат вашего хозяина, а это его сын Эберхард — его вы знаете. Следуйте за нами.
В сопровождении двух-трех слуг Конрад и Эберхард направились в спальню Максимилиана. Розамунда и Йонатас остались ждать внизу. Подойдя к двери графской спальни, дядя и племянник переглянулись и испугались друг друга: так они были бледны.
Конрад постучал — на его стук никто не отозвался. Он постучал сильнее — тишина. Он позвал Максимилиана, сначала тихо, потом громче, потом уже с отчаянием в голосе. Эберхард и слуги графа стояли возле двери. В комнате было тихо.
— Принесите клещи, — приказал Конрад. Выломали дверь. Комната была пуста.
— Войдем только мы с Эберхардом, — сказал Конрад. Они вошли, заперли дверь изнутри и огляделись. Кровать была нетронута, все вещи на месте, но потайная дверца была приоткрыта.
— Смотрите! — сказал Эберхард, указывая на нее. Конрад взял с камина еще не погасшую свечу. Дядя и племянник проскользнули в узкий проход и стали медленно спускаться по мрачной лестнице. Дверь в склеп была открыта. Эберхард взял из рук Конрада факел и повел дядюшку прямо к могиле своей матери. Мраморная крышка была сдвинута. Из гроба высовывалась рука скелета, вцепившаяся в бездыханное тело Максимилиана, задушенного дважды обвившейся вокруг его шеи золотой цепочкой.
На следующий день, отдав последние почести графу фон Эпштейну, Конрад, Розамунда и Эберхард собрались вместе.
— Прощайте, — сказал Конрад. — Я уезжаю, чтобы сложить свою голову за императора.
— Прощайте, — ответила Розамунда. — Я пообещала, что буду принадлежать либо Богу, либо вам, Эберхард. Вашей я быть не могу, поэтому я возвращаюсь в монастырь Священной Липы.
— Прощайте, — сказал Эберхард. — Я остаюсь здесь и буду страдать. Конрад с пулей в сердце пал в битве при Ватерлоо. Розамунда год спустя приняла постриг в Вене.
А Эберхард продолжал одиноко жить в замке Эпштейнов, в той самой комнате, где свершились страшные события, о которых мы здесь поведали.
Смерть солдата, молитвы девственницы, слезы отшельника — смогло ли все это искупить вину убийцы?
КОММЕНТАРИИ
Роман «Замок Эпштейнов» («Le chateau d'Eppstein») впервые был опубликован в газете «Парижское обозрение» («Revue de Paris») с 04.06 по 16.07.1843 под названием «Альбина» («Albine»). Первое книжное издание во Франции: Paris, L. de Potter, 1844, 8vo, 3 v.
Публикуемый новый перевод, выполненный специально для настоящего Собрания сочинений, сверен с оригиналом Г. Адлером по изданию: Bruxelles, Meline, Cans et Cie.
… Однажды во Флоренции долгим и чудесным зимним вечером 1841 года мы сидели у княгини Голицыной. — Возможно, имеется в виду Евдокия Ивановна Голицына (1780 — 1850), юношеская любовь А.Пушкина; приятельница многих литераторов своего времени; в петербургском обществе имела прозвище «Ночная княгиня», так как вела преимущественно ночной образ жизни, опасаясь умереть во сне; в 40-х гт. XIX в. некоторое время жила за границей.
… Гофман… сам видел Повелителя блох и лично знал Коппелиуса. — В фантастический сюжет романа-сказки «Повелитель блох» Гофман вплел остросатирическую историю о тайном советнике Кнаррпанти, в которой с жестоким сарказмом высмеял одного из крупных немецких судейских чиновников. Издание сказки было конфисковано. Коппелиус — см. примеч. к с. 420.
… к одному богатому франкфуртскому негоцианту… — То есть жителю Франкфурта-на-Майне — одного из значительных торговых и финансовых центров Германии, в средние века имевшего права вольного имперского города, то есть фактическую самостоятельность.
Шарабан — открытый четырехколесный экипаж с поперечными сидениями в несколько рядов или одноконный двухколесный экипаж.
Таунус — хребет на юге Рейнских Сланцевых гор в Западной Германии; славится минеральными источниками и курортами.
… подобно охотнику Лафонтена, я был одержим алчностью… — Имеется в виду басня Лафонтена (см. примеч. к с. 463) «Волк и охотник», сюжет которой был заимствован из средневековой восточной поэзии.
Шамбор — замок французских королей в долине Луары близ города Блуа, построенный в 1523 — 1533 гг.; шедевр мировой архитектуры.
Мортефонтен — небольшое селение к северу от Парижа, славящееся своим английским пейзажным парком.
Шантийи — небольшой город неподалеку от Парижа; известен своим замком-дворцом, построенным в середине XVI в. и принадлежавшим нескольким знатнейшим семействам Франции.
Мажордом — дворецкий, домоправитель.
… лучшие сорта бордоского, бургундского и рейнского. — Бордоское вино (или бордо) — общее название группы вин, производимых на юге Франции в окрестностях города Бордо, большей частью красных, и отличающихся высокими качествами. Бургундское вино — см. примеч. к с. 40.
Рейнское вино — сорта вин, преимущественно белых столовых, производимых в Западной Германии в бассейне реки Рейн.
… Вильгельм привез свою Ленору. — См. примеч. к с. 122. Гобелен — вытканный вручную ковер-картина.
Возрождение (Ренессанс) — период в культурном и идейном развитии стран Западной и Центральной Европы в XTV — XVI вв., переходный от средневековья к новому времени. Отличительные черты Ренессанса — его антифеодальный и светский антицерковный характер, гуманистическая направленность, обращение к культурному наследию древности, как бы его «возрождение». В архитектуре Возрождения вместо церковных зданий главное место заняли светские постройки, отличавшиеся величественностью, гармоничностью и соразмерностью человеку.