– Что такое, крошка Бландина, должен ли я верить тому, что рассказывает мне ваша достойная матушка?.. Вы не желаете покориться!.. вы не слушаетесь? После совершения греха, вы отказываетесь назвать сообщника… Это дурно, это очень дурно!..
– Мой отец, я призналась в своём проступке моей матери, я готова исповедовать его вам, но донос возмущает меня…
– Прекрасно, дочь моя! Как мы волнуемся! Если я, ваш пастор, нахожу нужным, назвать имя этого негодяя…
– Я всё же отказываюсь, господин пастор.
И так как священник, возмущённый этим непослушанием, бросил на неё суровый взгляд, Бландина зарыдала:
– Да, я отказываюсь, господин пастор, так как это имя я не сказала бы даже Богу, если б Ему не было известно! Этот человек и так достаточно несчастен! Назвать его, это значит, навести на него новое осуждение. Его ещё дольше продержали бы в тюрьме из-за меня!
Милая девочка много обдумывала в течение этих последних дней о человеческих законах и о понятии, что справедливо и что нет.
– Но, заметил священник, – вы, значит, любите этого негодяя!
– Я не знаю, люблю ли я его, но я не чувствую к нему ненависти.
– Однако, он дурно поступил с вами, моё дитя!
– Может быть… Я хочу даже верить в это, потому что вы убеждаете меня в этом, но разве не сказано в Законе Божьем, что мы должны прощать нашим врагам, любить даже тех, кто нас ненавидит!..
Священник проклинал её, но не настаивал больше…
Крестьянка, любопытная и циничная, изменив тактику, желала, по крайней мере, узнать, была ли изнасилована девушка или отдалась добровольно.
Бландина, чтобы лучше отвратить поиски правосудия и скрыть вину бедняка, одно время делала вид, что не противится его задержанию.
Но мачеха почему-то стала подозревать того или другого участника «страны роз», и бедная Бландина испытывала страшную муку. Отказываясь выдать настоящего виновника, разве она не заставляла беспокоиться этих добрых молодцов, может быть, могущих подвергнуться осуждению? К счастью, им всем было легко восстановить свою невинность.
Хорошие ребята были чрезвычайно поражены этим случаем, в особенности тот, который предлагал проводить Бландину, и который был теперь недоволен, что не проводил её против её воли.
Сколько раз маленькая девочка желала отправиться на розыски того, кто её опозорил, того, который не осмелился бы исправить своей вины, не только потому, что он совершил преступление в глазах людей, но потому, что в глазах толпы, положение незаконного дитяти и девушки-матери были бы предпочтительнее положению законного сына и законной подруги вора и бродяги. Бландина, всё более и более восторженная, чувствовала в себе силы побороть все несправедливые условности, религиозные или социальные.
Со времени этого рокового праздника Петра и Павла, какое-то непонятное призвание преданной любви и самопожертвования царило упорно и жестоко в её сердце.
Она решилась; она хотела отправиться в тюрьму. Она повидалась бы с Арианом, чтобы простить его. Она оправдала бы его высшею ложью, сказав, что сама отдалась ему и скрыла от него свои юные года. Ариан мог бы поверить, так как она была сложена, как совершеннолетняя. Этим бы всё кончилось. Она согласилась бы стать женой вора, заключённого в тюрьму…
Но непонятное таинственное предчувствие удерживало юную девушку от этого благородного порыва и заставляло её думать, что её час ещё не пришёл, и что какое то существо, тоже несчастное и опозоренное, как этот известный вор кур, ждёт её где-то…
Однако, она ещё колебалась, глухие сомнения роились ещё в её душе, когда жизнь сделала ненужной всякую жертву. Бландина родила мёртвого ребёнка.
Эта развязка обезоруживала приходское осуждение и прекращала сразу всякий скандал. Вина была искуплена таким образом, и даже мачеха с меньшею жестокостью обращалась с бедняжкой. Братья и сёстры перестали оскорблять Бландину и сторониться от неё, как от зловонного животного. Они принимали её услуги, и она получала милость снова работать на благо семьи. Через некоторое время скончалась её мать. Бландина, тогда пятнадцати лет, выказала себя, действительно, героиней, хотя и вполне простого характера. Она принялась за хозяйство, за все дела, всем заведовала, растила детей без отдыха, пока не устроила выгодно одних из них в мастерские, других на работы. Храбрая юная мать работала так хорошо, что добилась лучшего, чем реабилитации. Священник, первый, не вспоминал ни о чём; к его поклонению присоединилось что-то вроде удивления. Храбрость и характер этой крошки смущали его…