В самом деле, полицейского комиссара как будто немного утешило, что Эгон Чарльз Ольсен в 1937 году поспел домой к рождественской елке.
— Смотрите, а вот из Главной тюрьмы пишут очень мило о вас, Ольсен. Я, конечно, не имею права сообщать вам об этом. Я совершаю незаконный поступок. Но вы ведь никому об этом не скажете, правда? Мне хочется быть с вами откровенным, Ольсен. Слушайте: «…19.XII — донесение из Главной тюрьмы… Эгон Чарльз Ольсен характеризуется как довольно одаренный человек, хотя несколько слабовольный и бесхарактерный… легко приспосабливается, исполнителен… ему давали доверительные поручения… которые он выполнял удовлетворительно, дисциплинарным взысканиям не подвергался… Однако вскоре Эгон Чарльз Ольсен снова совершил проступок, поэтому он не подлежал амнистии». Подписано: Ф. А. Хеннингсен, младший инспектор. Видите ли, Ольсен, когда интересуешься человеком, хочется узнать о нем побольше. И я охотно признаюсь вам, что разговаривал о вас с младшим инспектором Хеннингсеном. Вы с ним хорошо ладили, не правда ли?
— Да, как будто.
— Вы ему очень нравились. Собственно говоря, мне не следует говорить вам об этом, но это правда. Он мне рассказывал и о доверительных поручениях. Хорошо, когда человеку можно что-то доверить…
Только теперь Ольсену стало ясно, чего добивается полицейский комиссар.
5
В похожем на храм здании Полицейского управления его коридорами, катакомбами и классическими перистилями жизнь текла спокойно и мирно. Здесь царили порядок и симметрия, благородная простота и спокойное величие, оживляемые хитроумными и неожиданными комбинациями из разных сортов камня. На квадратном дворе возвышалась зеленая статуя — символ справедливости. Нагой мужчина с очень маленькой головой давил ногами клубок змей. А на круглом дворе восемьдесят восемь массивных колонн поддерживали карниз с кровельным желобом. Декорация, пригодная для оперного театра, масонских лож и всякого рода церемоний при лунном свете. Храм мира, где люди бесшумно ступали по плитам и где не звучали громкие речи.
Но мира здесь и в помине не было.
Столичного начальника полиции Баума и начальника государственной полиции Ранэ разделяли ненависть и вражда. Причины их были известны немногим, но они ощущались во всех коридорах, перистилях и тайных кабинетах Полицейского управления. Повсюду исподтишка велась ожесточенная война. Всюду плелись интриги, заговоры, устраивались ловушки, западни. Во всех углах шептались, подслушивали и шпионили.
Таинственное Отделение «Д» формально подчинялось столичной сыскной полиции, хотя сыщики отделения собирали сведения и о жителях провинции. Сами сыщики считали, что с работой справляются, но теперь по инициативе начальника государственной полиции была создана конкурирующая организация — «Полиция безопасности», посвященными лицами сокращенно называемая СИПО[7]. Отделением «Д» временно руководил добродушный ютландец, делами же СИПО ведал по поручению начальника государственной полиции полицейский адвокат Дрессо. В недрах этой новой организации была учреждена еще более секретная «Гражданская организация», или СО, с внутренним, внешним и мобильным кругами и ответвлениями, доходящими до самых отдаленных гаваней, лесов и дюн.
Полицейское управление было насыщено тайнами. Только лица, привлекаемые к ответственности, имели возможность познакомиться с тем, что происходит в его катакомбах. Эгону Чарльзу Ольсену тоже довелось заглянуть за кулисы.
Смеркалось. Полицейский комиссар встал и зажег электрическую лампу, имевшую форму древнегреческого факела, известного по барельефам на саркофагах. Затем он опустил на окнах шторы и поставил в угол две пустые пивные бутылки. Выбив пепел из трубки в пепельницу классических линий, он передвинул бумаги на письменном столе и так энергично потер руки, что хрустнули суставы. Казалось, он всячески старается сделать гостю приятное. От него веяло рождественской благодатью. Его обветренное лицо истинного ютландца излучало искренность и сердечность.