Немцам был вручен список имен этих особо активных: старший учитель Магнуссен, адвокат Мадс Рам, рабочий Мартин Ольсен и некоторые другие, навлекшие на себя немилость инспектора. По желанию немцев интернированных через некоторое время снова перевели в лагерь Хорсерёд mit Ausnahme derjenigen, die sich als besonders aktiv erwisen haben[48].
— Что касается меня, — сказал адвокат Рам, — то я, несмотря ни на что, предпочитаю тюрьму с твердым, хотя бы и идиотским распорядком пребыванию в концентрационном лагере под началом самодура Хеннингсена.
Все были с ним согласны. Пребывание в тюрьме было довольно терпимым. Инспектор Хольгерсен делал заложникам послабления, какие были в его силах. В первую очередь чаще стали свидания. Письма просматривались не так строго и никогда не задерживались. Хольгерсен по-прежнему был уверен, что этот арест — своего рода защитная мера, принятая для того, чтобы уберечь коммунистов от еще худшей доли. Он с негодованием отвергал утверждение, что они заложники и будут выданы немцам по первому требованию.
— Неужели вы думаете, что я могу быть соучастником в предательстве своих земляков? — говорил он.
Заложники размещались в верхнем этаже тюремного крыла, предназначенного для уголовников, днем двери их камер не запирались, и они могли навещать друг друга. Питались они за общим столом в гимнастическом зале и гуляли на большом открытом дворе. Сторожили их два старых тюремщика, они не отравляли жизнь заключенным больше, чем это полагалось по службе, и, наоборот, оказывали по возможности разные мелкие услуги.
С воли доходили ободряющие известия. Заключенные радовались, узнавая об актах диверсий и о растущем движении Сопротивления, но их страшило приближение того часа, когда немцы возьмутся за заложников, которых датское правительство держало для них наготове. Немецкий план летнего наступления на Восточном фронте провалился. Третий месяц шли бои за Сталинград, а город все еще не был взят. Приближалась зима. Были все основания верить в светлое будущее. Но заключенные понимали, что чем лучше обстоят дела на воле, тем большая опасность грозит им…
В это время государственного прокурора по особым делам сменил другой, бывший городской судья, которого Рам знал как человека порядочного. Он попросил о свидании с ним, и это ему было тотчас же разрешено. В Полицейское управление Рама отвезли Хансен и Тюгесен.
Оба сыщика были чрезвычайно любезны и общительны. Они сообщили Мадсу Раму о последних слухах, ходивших по стране. Предполагалось осуществить нацистский переворот во время отпуска добровольческого корпуса «Дания». Из этого ничего не вышло потому, что фюрер нацистов в последнюю минуту струсил. В датской национал-социалистской партии имелась группа лиц, таких, как, например, граф Розенкоп-Фрюденскьоль, которые жаждали немедленно взять власть в свои руки, они нашли общий язык с офицерами, сторонниками военной диктатуры. Хансен и Тюгесен считали, что в нацистской партии царят раздоры и разногласия, и Раму нетрудно было это себе представить.
Кое-что ему было уже известно. Никуда слухи не проникают с такой легкостью, как в тюрьму. Обсуждался в тюрьме и политический кризис, возникший в связи с благодарственной телеграммой короля Адольфу Гитлеру, посланной в ответ на поздравления с днем рождения. Говорили, что фюрер счел себя оскорбленным краткостью королевской телеграммы. Немецкий посол в Дании Ренте-Финк был отозван, а датскому послу в Берлине Мору предложили покинуть Германию. Датское правительство сразу же принесло покаянную, король предложил кронпринцу посетить фюрера в Берлине, чтобы рассеять недоразумение. Но немцы были недовольны, и никто не знал, чем это кончится.
Мадс Рам охотно слушал болтовню сыщиков, понимая, что их поведение отражает ход военных действий и атмосферу в Дании. Но он не знал, что оба сыщика под руководством полицейского комиссара Хорсенса были заняты составлением нового списка лиц, которых правительство могло бы при случае арестовать ради ублаготворения немцев. Новая широко задуманная охота на датчан должна была смягчить политический кризис.
Вновь назначенный государственный прокурор по особым делам принял Рама любезно. Он не ограничивал время беседы, и Рам рассказал ему все, что тревожило заключенных. Они говорили о лагере Хорсерёд и об инспекторе Хеннингсене, и Рам перечислил все мелкие и нелепые придирки, отравлявшие заложникам жизнь.