Если бы она научила его хотя бы вытирать нос, она бы уже заслужила эти деньги. Но сопли вечно застревали у него в усах, хоть и коротко подстриженных, как у одной известной личности. И зимой, в сильный мороз, он так и ходил с сосулькой под носом. Этот верзила каждый день отправлялся в магазин, накупал себе леденцов и долго еще торчал у прилавка, охотно затевая с людьми споры о системе правления и социализме, разорявшем страну. Многих забавляли его разглагольствования. Чем только не набита твоя голова, Мариус! И откуда ты это берешь!
Да, в самом деле, откуда? Он и смолоду-то звезд с неба не хватал. У него были куры и гуси, но он не управлялся с ними и не смог бы заработать себе на жизнь, если бы пришлось туго. Даже когда ему минуло пятьдесят лет, матери приходилось вытирать ему нос, а леденцы она выдавала ему только по субботам. Мать его была трудолюбивая маленькая женщина, она умела заставить своего великовозрастного долговязого сынка хоть что-то Делать. Но после ее смерти все хозяйство пришло в упадок. А тут еще эта несчастная страсть к оставленным без присмотра дамским панталонам; теперь, когда мать уже не могла более следить за ним, он неоднократно попадал в полицию.
Отнюдь не мудростью или особой одаренностью выделялся Мариус среди окружающих. Но он был ариец, этого у него не отнимешь. Он принадлежал к благородной нордической расе, которой предназначено править миром. Случайно он где-то услыхал об этих вещах, и это его увлекло. Мариус подписался на национал-социалистскую газету, оттуда он и черпал свою философию. Он водил но строчкам толстым и грязным указательным пальцем и вполголоса читал по слогам о выродках, вроде Альберта Эйнштейна, кого необходимо истребить во имя чистоты человеческой расы.
Мариус встречал евреев и знал, каковы они. Когда он был ребенком, один старик еврей в рваной одежде, с седой бородой и черными сверкающими глазами изредка показывался в округе, он торговал мылом. Свой товар он возил в высокой ржавой детской коляске, а если у него не покупали или критиковали его товар, он злился и ругался. Этот злой старик был кошмаром его детства, и мать грозила ему: не будешь слушаться, еврей заберет тебя.
Леденцы теперь были совсем не такими, как в детстве, когда купец каждую субботу вручал Мариусу фунтик с конфетами. В те времена и на вкус они были приятнее и красивее по форме и цвету. Теперь все пошло под гору — и леденцы и прочее. Во всем чувствуется упадок и вырождение.
— Наверняка эта самая «система» виновата во всем, — сказал приказчик. — Поверь, Мариус, это социалисты и евреи испортили твои леденцы! — Посетители в лавочке от души потешались над Мариусом.
Однако теперь он уже не тот человек, над которым можно потешаться. Вскоре им придется считаться с Мариусом Панталонщиком и ему подобными. Он сосал леденцы, а усы, как всегда, были мокрые. Но он шагал по белой снежной дороге с самоуверенным и важным видом, топал своими новыми сапогами и с силой втыкал свою палку в снег. Подождите, наступит время, когда покатятся головы!
11
Даже в марте паромы все еще были зажаты льдами. Зеландия была отрезана от Европы. В морях, свободных ото льда, немцы пускали датские суда ко дну. Несмотря на пасхальные каникулы и затруднения с транспортом, ригсдаг собрался и принял постановление — продлить срок действия закона, запрещающего подавать в дома горячую воду и иметь комнатную температуру выше восемнадцати градусов по Цельсию.
А снег все мел и мел над страной, и огромные сугробы мешали движению на дорогах. Низенькие заборы перед садами и изуродованная живая изгородь старой Эммы были погребены под снегом. А теперь пора бы уже сеять и сажать в садах луковицы. Да и крестьянам давно бы пора обрабатывать землю. В этом году все запоздало. Можно уже начать сетовать, что будет плохой урожай. А сколько льда покрыло страну и охлаждает землю! Старушка Эмма всю свою долгую жизнь прожила в Зеландии, но и ей не нравилось, что паромы замерзли во льдах.
Желтый рейсовый автобус осторожно двигался по скользкой дороге среди белых снежных валов, и пассажиры толковали о погоде и зимних трудностях. Все они были знакомы между собой. Среди них, однако, был один человек, которого давно не видели в округе. Нелегко было сообразить, кто он такой, но наконец его узнали и начали посматривать на него и перешептываться. В автобусе снова ехал Ольсен, служивший когда-то в замке Фрюденхольм и подозревавшийся в убийстве Скьерн-Свенсена. Он растолстел, был лучше одет, в новом пальто с меховым воротником и в каракулевой шапке. Уж не направляется ли он опять в замок Фрюденхольм? Может, он знаком и с новым графом?