Ну, конечно же, он шагал мимо, не зайдя и даже не подумав о ней: и тогда она, в своем разочаровании поддавшись первому порыву, окликнула его:
— Арчибальд!
М-р Карлайл — ибо это был не кто иной как он, повернулся на каблуках и подошел к калитке:
— Это ты, Барбара! Высматриваешь воров и браконьеров? Как поживаешь?
— А как Вы поживаете? — ответила она, придержав калитку, чтобы он мог войти, обмениваясь рукопожатием и одновременно пытаясь овладеть собой.
— Когда Вы вернулись?
— Только что, восьмичасовым поездом. Который, увы, опоздал, непростительно долго простаивая на остановках. Машинисты и кондукторы, вероятно, не думали, что кто-то был в поезде, что явно было написано на их лицах, когда я выходил. Я еще не был дома.
— Вот как? Что на это скажет Корнелия?
— Я зашел на пять минут в контору. Но мне нужно кое о чем переговорить с Бьючемпом, поэтому я сразу отправился к нему. Благодарю, но сейчас не могу зайти. Я собирался сделать это на обратном пути.
— Папа ушел к мистеру Бьючемпу.
— Вот как!
— Да, вместе со сквайром Пиннером, — продолжала Барбара. — Будут состязаться, кто больше накурится. И если Вы станете ждать папу, заходить будет поздно, так как он, конечно же, вернется домой не раньше одиннадцати или двенадцати часов.
Мистер Карлайл в задумчивости склонил голову.
— Тогда, я думаю, мне бесполезно идти туда, — сказал он, — поскольку у меня личное дело к Бьючемпу. Придется отложить его до завтра.
М-р Карлайл закрыл калитку и по дороге к дому взял Барбару под руку. Он сделал это просто и обыденно, без намека на возвышенные чувства, но она почувствовала себя на седьмом небе.
— Ну, как вы тут поживали?
— Спасибо, хорошо. Отчего Вы уехали так неожиданно? Вы даже не сказали, что едете, и не зашли попрощаться.
— Ты только что сама все объяснила, Барбара, сказав «неожиданно». Неожиданно возникло одно дело, по которому я и уехал.
— Корнелия сказала, что Вы уезжаете всего на день.
— Вот как? В Лондоне всегда находится много дел, Как здоровье миссис Хэйр? Ей лучше?
— По-прежнему. Я думаю, что мамины хвори — надуманные, по крайней мере, половина из них: если бы она немножко встряхнулась, ей стало бы лучше, А что в этом свертке?
— Не спрашивайте, мисс Барбара. Это не для Вас. Это для Вашей мамы.
— Вы что-то привезли маме, Арчибальд!
— Ну, конечно же. Поездка сельского жителя в Лондон предполагает покупку подарков для его друзей; по крайней мере, так было принято в добрые старые времена.
— Когда перед поездкой составляли завещание и по две недели тряслись в повозках, — рассмеялась Барбара. — Дедушка рассказывал нам байки об этом, когда мы были детьми. Но это в самом деле что-то для мамы?
— Разве я не сказал тебе? Но кое-что привез и для тебя.
— Правда?! Что же это? — спросила она, краснея и гадая, шутит он или говорит всерьез.
— Какая нетерпеливая девушка! «Что это?». Погоди минутку, и увидишь.
Он положил пакет, или сверток, который принес с собой, на садовую скамью, и начал рыться в карманах. Был обшарен каждый карман, но без видимых результатов.
— Барбара, кажется, его нет. Наверное, я умудрился потерять его.
Она молча стояла в лунном свете, сердце ее трепетало. Действительно ли он потерял? Что же это было?
Однако со второй попытки он обнаружил что-то в кармане своего фрака.
— Кажется, нашел. Как он туда попал?
Он открыл маленькую коробочку и, вынув из нее длинную золотую цепочку, надел ей на шею. На цепочке висел медальон.
Она то краснела, то бледнела, сердце ее учащенно билось. Она была не в состоянии даже поблагодарить его, и мистер Карлайл, подняв сверток, проследовал к миссис Хэйр.
Барбара появилась через несколько минут. Ее мать стояла в приятном ожидании, наблюдая за движениями м-ра Карлайла. Свечи не были зажжены, но огонь камина служил достаточным источником света.
Не вздумайте смеяться надо мной, — торжественно промолвил он, развязывая тесемки на свертке. — Это не отрез бархата на платье и не пергаментный свиток, дарующий двадцать тысяч фунтов в год. Это — надувная подушка!