— Мало того, что тебя приютили в моем доме, так тебе еще нужно опозорить его? Три часа ты пряталась где-то с Фрэнсисом Ливайсоном! Ты только и делаешь, что флиртуешь с ним с самого его приезда, и на Рождество ты занималась тем же самым.
Этот приступ был более продолжительным и яростным, чем ранее, но причина его была настолько явной, что Изабель воспротивилась, рассердившись почти столь же сильно, как и графиня. Сказать такое в присутствии ее служанки! В своей безумной ревности столь оскорбительно обвинять ее, дочь графа, которая по рождению гораздо выше, нежели Эмма Маунт-Северн! Изабель отстранила Марвел, поднялась и взглянула на графиню, пытаясь говорить спокойно, что стоило ей немалого труда.
— Я не флиртую — сказала она, — и никогда не флиртовала. Я предоставляю это право, — она не сумела скрыть презрения в голосе, — замужним женщинам, хотя мне и кажется, что для них это — менее простительный грех, чем для незамужних. Насколько я успела заметить с тех пор, как живу в этом доме, лишь один из его обитателей флиртует, и это вовсе не я, а Вы, леди Маунт-Северн.
И это была истинная правда о ее светлости. Она побелела от ярости, забыла о хороших манерах и, подняв правую руку, что было силы ударила Изабель по левой щеке. Изабель не могла пошевелиться от боли, смятения и ужаса, и, прежде чем она успела что-либо сказать или сделать, миледи ударила ее левой рукой по другой щеке. Леди Изабель задрожала, словно от внезапного холода, вскрикнула, закрыла лицо руками и упала в кресло. Марвел в ужасе вскинула руки, а Уильям Вейн разразился таким громким ревом, словно это побили его самого. Будучи натурой весьма чувствительной, он испугался. Леди Маунт-Северн закончила эту сцену тем, что влепила подзатыльник Уильяму за поднятый шум, вытолкала из комнаты и обозвала обезьяной.
Изабель Вейн ночь напролет пролежала без сна, плача от боли и возмущения. Она не могла более оставаться в Кастл-Марлинге да и кто бы смог после такого оскорбления? Однако, куда же ей было идти? Не единожды за эту ночь она пожалела, что не покоится рядом с отцом, ибо чувства порою брали верх над разумом; успокоившись, она содрогалась при мысли о смерти, как и должно молодому и здоровому человеку. В голове ее роились различные планы: убежать во Францию и рассказать все лорду Маунт-Северну, попросить убежища у миссис Ливайсон, найти Мейсон и жить с ней. Все они развеялись при свете дня. Она не флиртовала с капитаном Ливайсоном, однако принимала его знаки внимания и терпела его ухаживания: любящая женщина не флиртует, а в сердце Изабель уже поселилась любовь или нечто весьма близкое к ней.
Она встала в субботу утром, слабая и вялая после ночных страданий, и Марвел принесла ей завтрак. Вскоре к ней в комнату прокрался Уильям Вейн, чрезвычайно привязанный к Изабель.
— Мама уезжает, — воскликнул он, спустя некоторое время. — Посмотри, Изабель.
Изабель подошла к окну. Леди Маунт-Северн сидела в коляске, запряженной пони. Правил Фрэнсис Ливайсон.
— Теперь можно спуститься, Изабель. Там никого нет.
Она встала и спустилась вниз с Уильямом. Но едва они вошли в гостиную, как появился слуга с визитной карточкой на подносе.
— Некий джентльмен желает видеть Вас, миледи.
— Видеть меня? — удивленно спросила Изабель, — или леди Маунт-Северн?
— Он спрашивает Вас, миледи.
Она взяла карточку. «М-р Карлайл».
— Ах! — с радостным удивлением воскликнула она. — Проси.
Это очень любопытно, нет, скорее страшно — следить за нитью человеческой жизни, видеть, как самые незначительные происшествия ведут к значительным событиям, приносят счастье или горе, радость или печаль. Клиент м-ра Карлайла, будучи в поездке, слег из-за болезни в Кастл-Марлинге; недуг оказался серьезным, возможно, даже смертельным. Он, как принято говорить, не сделал ранее распоряжений на случай своей смерти, и м-ра Карлайла срочно вызвали телеграммой, чтобы составить завещание и прочие бумаги. Эта поездка представлялась м-ру Карлайлу самой рядовой, однако с нее суждено было начаться череде событий, конец которым наступит только с его смертью.
Итак, м-р Карлайл вошел в комнату, простой и естественный, как всегда. Та же самая благородная осанка, открытое привлекательное лицо с характерными тяжелыми веками.
Она с искренней радостью на лице двинулась ему навстречу, протягивая руку.
— Вот уж действительно приятная неожиданность! — воскликнула она. — Как я рада видеть Вас!