Изабель пропустила насмешку мимо ушей. Она просто отметила, что по какой-то причине миссис Вейн разозлилась; это соответствовало действительности. И причиной тому, хотя Изабель и не подозревала, было явное восхищение ее свежей юной красотой, которого не смог скрыть капитан Ливайсон. Он был до того поглощен ею, что даже сделался невнимательным к миссис Вейн.
— Вот, дитя, возьми свой крестик, — сказала старая леди. — Он очень миленький и смотрится на тебе лучше, чем смотрелись бы бриллианты. Ты не нуждаешься в украшениях, и не обращай внимания на то, что говорит Эмма.
Френсис Ливайсон взял крестик и цепочку из ее рук с тем, чтобы передать их леди Изабель. Или из-за его неловкости, или оттого, что руки ее были заняты, поскольку она держала перчатки, носовой платок, и только что взяла свою накидку — как бы то ни было, но крестик упал, и наш джентльмен, слишком быстро бросившись поднимать его, умудрился наступить на хрупкую вещицу и сломал ее пополам.
— Посмотрите, что Вы наделали! — воскликнула миссис Ливайсон.
Изабель не ответила: сердце ее готово было разорваться. Она взяла сломанный крестик и не смогла сдержать слез.
— Ну вот, кто же плачет из-за какого-то дурацкого крестика! — сказала миссис Вейн, прерывая извинения капитана Ливайсона за свою неловкость.
— Его же можно починить! — вмешалась миссис Ливайсон.
Леди Изабель вытерла слезы и радостно повернулась к капитану Ливайсону.
— Не вините себя, бога ради! — кротко сказала она. — Я виновата не меньше Вас, и потом, миссис Ливайсон говорит, что его можно починить.
Говоря это, она сняла верхнюю часть крестика с цепочки, после чего надела и застегнула ее.
— Не собираешься же ты ехать, не имея на себе ничего, кроме тонкой золотой цепочки! — не выдержала миссис Вейн.
— Почему бы и нет? — возразила Изабель. — Если меня спросят, я скажу, что крестик сломался.
Миссис Вейн разразилась издевательским смехом.
— Если меня спросят! — таким же язвительным тоном повторила она. — Тебя вряд ли «спросят» о чем-нибудь, но будут считать, что у дочери лорда Маунт-Северна, бедняжки, не хватает драгоценностей.
Изабель улыбнулась и покачала головой.
— В Салоне видели мои бриллианты.
— Если бы ты сделал что-нибудь подобное со мной, Фрэнсис Ливайсон, — не выдержала старая леди, — ты бы целый месяц не переступал порог моего дома. Послушай, Эмма: если вы вообще собираетесь ехать, вам уже пора отправляться. Нет, вы только подумайте: начинать бал в десять часов вечера! В мое время мы начинали в семь, но сегодня принято превращать ночь в день.
— Это было в то время, когда Георг Третий в час пополудни обедал вареной бараниной и репой, — нахально вставил капитан, который явно относился к своей бабушке с ничуть не большим почтением, нежели миссис Вейн.
Говоря это, он повернулся к Изабель и предложил ей опереться на его руку для того, чтобы спуститься вниз. Таким образом, второй раз за этот вечер незнакомец провожал ее к экипажу.
Миссис Вейн пришлось спускаться в одиночестве, и настроение ее от этого не улучшилось.
— Спокойной ночи, — сказала она капитану.
— Я не прощаюсь, поскольку приеду следом за вами.
— Вы же говорили, что не поедете. У вас намечалась холостяцкая пирушка.
— Намечалась, но я передумал. До встречи, леди Изабель.
— Ну и как ты будешь выглядеть с единственным украшением в виде цепочки на шее, как у школьницы! — снова стала брюзжать миссис Вейн в экипаже.
— Ах, миссис Вейн, какое это имеет значение? Я не могу думать ни о чем, кроме моего сломанного крестика. Это дурная примета, я уверена.
— Дурная, — что?
— Примета. Мама подарила мне этот крестик, когда умирала. Она велела мне беречь его, как талисман, смотреть на него, если я окажусь в беде или мне потребуется совет, и, постаравшись представить, что она сказала бы мне, поступать соответственно. И вот теперь он сломан, сломан!
Яркий свет газового фонаря на мгновение выхватил из темноты лицо Изабель.
— Опять ты плачешь! — сказала миссис Вейн. Вот что я скажу тебе, Изабель: я не собираюсь сопровождать к герцогине Дартфордской девицу с зареванными красными глазами, поэтому, если ты не прекратишь плакать, я прикажу отвезти тебя домой и отправлюсь на бал одна.
Изабель послушно осушила слезы, тяжело вздыхая.
— Я полагаю, половинки крестика можно соединить, но для меня он никогда уже не будет прежним.