Курило она спрятала в своем номере, и только вечером тот признался, что эта женщина в пестром платье его видела и сможет опознать. Уйти из номера Толик должен был еще до рассвета – тем же путем через лес, что и пришел. Утром, когда Лена проснулась, его уже не было. Исчезли и ремешок, и пистолет.
Каким образом Курило нашел и убил свидетельницу, Бабич узнала позже. Толик рассказал невероятную историю: он заметил женщину из окна номера, когда та шла… с мешком мусора к помойке. Как выяснилось, убитая работала горничной в отеле. Прихватив пистолет и ремешок, Курило спустился по пожарной лестнице и пошел за ней. Как он пояснил, выстрелы могли услышать, он вытер отпечатки с пистолета и кинул его в контейнер. А ремешком задушил женщину, избавившись от него таким же образом: бросил вслед за оружием. Оттащил тело несчастной тетки к озеру и оставил в камышах. Была бы лодка, он отвез бы жертву на середину озера и утопил. Но лодка с человеком (это был Мельников) в этот момент была уже поблизости от мостков. Убийца поспешил в лес, из которого через какое-то время вышел к трассе.
И если бы в отеле были камеры наблюдения, найти Курило было бы несложно. Владелец отеля Амоев оправдывал отсутствие техники заботой о сохранении приватности гостей.
Больше всего меня поразило то, что Бабич не раскаялась ни в чем. Она шла к цели – безбедному существованию, которое она, как утверждала, заслужила. Каждый раз после неудачных попыток ее воспаленный мозг выдавал новую криминальную идею, впечатление было такое, что на карту она поставила собственную жизнь. Или в шоколаде, или никак. Я лично посчитала это явным проявлением безумия. Но консилиум специалистов признал ее полностью вменяемой. Как, впрочем, и ее подельника Курило.
– Мамуль, откуда вдруг такое желание? Тебе волнений в жизни не хватает?
Я не могла понять маму: уже несколько дней, начав с робких намеков, она подводила меня к мысли, что хочет поехать в Рустави, к Манане. Наконец сегодня она решительно объявила, что едет.
– Мам, ну правда… отцу мы как скажем, куда ты делась?! Они с Алексеем через два дня вернутся, а тебя нет! – возмутилась и Ванька.
Я улыбнулась ей благодарно и тут же вспомнила, как оба молодожена, вернувшись из Израиля, были ошарашены нашим рассказом о событиях, участия в которых они чудом избежали. «Марья, как ты могла мне не позвонить! – шипела потом, когда мы остались наедине, сестра. – Нет, правда Денис – наркоман? Не врешь? Он же на дух даже сигареты не переносил и меня заставил бросить курить! Или вы специально на него наговорили, чтобы мне… чтобы я… разлюбила?!» После моих клятвенных заверений, что все – чистая правда, Ванька сникла. А я с замершим сердцем ждала, что она скажет дальше – неужели же еще ничего не закончилось? Что за страсть такая? «Ну, и пофиг на него. Так даже лучше. Не бойся, Марья, ничего к нему не осталось, верь. Просто пожалела на миг, а потом как-то легко стало, значит – все, умер. А знаешь, Леня такой…», – дальше понеслись восторги в адрес мужа. Я слушала Ваньку сначала недоверчиво, но, видя ее сияющее личико, румянец на щеках и кокетливый взгляд, поняла – Сикорский нашел-таки ключик к характеру моей сестры и теперь ловко управляет ее настроением, контролирует желания и сдерживает порывы. Не сглазить бы только…
– Детки мои, выслушайте меня до конца. Я поэтому и хочу уехать сейчас, пока нет Семена. Он меня не отпустит, даже слушать мои аргументы не захочет, я его хорошо знаю.
– Ну-ка, ну-ка, что за аргументы? – насмешливо поинтересовалась Ванька, но тут же стушевалась под моим взглядом. – Прости, мам…
– Не знаю, поймете ли… Вот вы, сестры, есть друг у друга. И у Семы нашелся брат. Вон он как за ним рванул в Иркутск! А у меня нет никого… кроме Мананы.
– А мы?! А отец?! – хором возопили мы с Ванькой. Я заметила, как увлажнились глаза мамы.
– Вы – мои любимые детки, Семочка – любимый мужчина. Вы – мое настоящее и будущее. А Манана – единственная, кто меня связывает с прошлым. С первой любовью – с твоим отцом, Марья. У них одна кровь. Кем бы Петр ни был – неудачником, обманщиком, вором, я помню его любящим и любимым. И хочу сохранить светлую память о нем. Я нехорошо поступила с Мананой, буквально выставив ее из нашего дома. А сейчас понимаю: она приехала с одной мыслью – я, жена ее старшего брата, теперь единственная, кто его помнит. Она хотела всего лишь, чтобы мы вспомнили его вместе. Ее в дальний путь позвало желание найти родную душу, я в этом уже не сомневаюсь. Это такое чувство, когда тянет к тому единственному, кто может часами слушать, как ты рассказываешь о дорогом тебе человеке. И не просто вежливо кивать, а перебивать порой своими воспоминаниями. Со слезами и смехом, с нежностью и, может, даже с обидой. Но так, как ясно обоим.