- Иди дальше реветь, где ревела, а я пока посижу тут, книжку почитаю и покараулю тебя.
Я закусила губу. Попыталась вытереть лицо краешком покрывала. Рон скептически наблюдал за моими стараниями.
- Оставь. Лучше не станет.
Я вздохнула. Он прав, как всегда.
Забралась с ногами обратно в соседнее кресло и укуталась поплотнее. Наверное, Рон ожидал, что я заберусь в кровать и спрячусь под одеяло, потому что удивлённо выгнул бровь. Плевать! Я хотела быть поближе.
Повозилась немного, устраиваясь поудобнее, положила голову на подлокотник. Тот, что был ближе к соседнему креслу. Ну просто так случайно получилось.
Вот только реветь мне расхотелось. Но и сон не шёл.
- Как ты?..
Я лежала с закрытыми глазами и когда услышала этот вопрос, заданный обманчиво-спокойным тоном, решила их не открывать.
- Как перепуганная насмерть черепаха, которая упала на спину и никак не может перевернуться обратно.
С закрытыми глазами оказалось разговаривать проще. Проше говорить правду. Проще слышать не то, что человек говорит, а то, что хочет сказать на самом деле.
Рон вздыхает и, судя по звуку, откладывает книгу.
- Эд…
Перебиваю раньше, чем он произнесёт эту мерзость.
- …Не успел до меня дотронуться, не переживай.
Мы снова молчим. По коротким вдохам с длинными интервалами я понимаю, что Рон борется с бешенством и желанием прямо сейчас встать и уйти. Закончить то, что собирался. Чтобы не допустить этого, решаю перевести тему.
- Извини меня, пожалуйста.
- За что ещё?
- За то, что не пошла с тобой танцевать. На самом деле я очень хотела.
Долгий усталый выдох.
- Опять устраиваешь мне спектакли? А я думал, этот этап мы с тобой уже давно прошли. Будешь снова сваливать всё на Глазастика?
Рон говорит очень мягко и осторожно, так, чтобы я не подумала, что он меня ругает. Но я понимаю, что по-настоящему задела и обидела его своим отказом.
- Нет. В этот раз это только я.
Снова пауза.
- По-прежнему меня за дурака держишь… Тебе кто-то что-то сказал перед балом?
Молчу.
- Кто-то из гостей?
Отрицательно качаю головой. Ну не жаловаться же ему на маму?
- Понятно. Значит, моя мать. Видимо, придётся самому извиняться за всё, что она…
Но мне хочется быть искренней до конца. Пока у меня есть моя спасительная темнота, и он так близко, что я слышу даже шорох ткани его белой рубашки почти над самым ухом.
- Не только из-за этого! На самом деле… Мне до сих пор очень больно, и я страшно обижена на тебя за… за всё.
Ну вот. Я это сказала. Не открываю глаз и с ужасом жду, что он ответит.
Мне на голову опускается большая и тёплая ладонь, мягко проводит по волосам. Потом ещё раз.
Рон молчит – подбирает слова, а я мечтаю, чтобы он так и не нашёл их. Потому что хочу навсегда остаться в этом вот самом мгновении.
- Прости меня. Я не могу изменить прошлое и вернуть тебе семь лет, которые украл у нас, - задерживает на мгновение руку, а потом всё же убирает её, и мне становится холодно. - Но мы можем изменить настоящее. Вместе.
Он ничего больше не добавляет и, кажется, не ждёт от меня ответа. И за это я ему тоже очень благодарна.
Снова неторопливый шелест страниц. Размеренное дыхание.
Мне становится легко и светло – так, будто яд вымыло, наконец, из раны.
А потом… Не знаю, что на меня нашло. Наверное, сказались нервы. А может быть, в том саду я впервые сбросила шелуху бессмысленных обид и посторонних взглядов и вспомнила самую главную вещь.
Мой самый лучший, мой единственный друг снова рядом.
Тихонько шмыгнув носом, я осторожно потянула из кокона руку и крепко вцепилась в его ладонь, что свисала с подлокотника. Совсем как в детстве, когда тепло его руки придавало уверенности и без слов убеждало, что никаким чудовищам, живущим в темноте, он не позволит меня забрать.
Вот только мы же не дети теперь… Что ты творишь, дурочка Рин?..
Я зажмурилась крепче и сделала вид, что сплю.
Он сжал мою руку в ответ.
Только тогда я поняла, что всё это время меня не на шутку трясло. Дрожь отступила, и я начала, наконец, согреваться.
Вот теперь я могла с чистой совестью засыпать. Лишь временами приоткрывала глаза и наблюдала сквозь ресницы за тем, как в неверном свете свечей мой друг спокойно перелистывает потрёпанные страницы своей книги, хмуря брови и так и не выпуская моей руки.