- Разве это возможно? - испуганно спросил Валентин.
- Смотрите! - сказала Карабелла.
Валентин стал смотреть, но тут некоторые из присутствующих заявили, что сегодня сандей после великого и безумного стардей, что распорядители представления устали и почти спят и что им надоело мастерство музыкантов, акробатов и жонглеров, которых они наняли. Слит шагнул вперед, неся три булавы, и стал покрепче, на мгновение подняв голову, как будто прислушиваясь к ветру, который дул между мирами, а затем, глубоко вздохнув, начал жонглировать.
- Двадцать лет практики, лорды и леди Пидруида! - вскричал Залзан Кавол.- Для этого необходимо удивительное чувство слуха! Он улавливает шелест булавы, когда она летит из руки в руку!
Валентин не мог понять, как даже самый чуткий слух может уловить что-либо сквозь жужжание разговоров, звон тарелок и громкие выкрики Залзана Кавола, но Слит не делал ошибок, хотя было понятно, какое это трудное дело даже для него. Обычно он работал четко, как машина, неутомимый, как прядильный станок, но сейчас его руки двигались резкими рывками и выпадами, торопливо хватая булаву, которая крутилась почти за пределами досягаемости, и с отчаянной быстротой ловя ту, что опускалась слишком далеко. Да, это было удивительное жонглирование. Казалось, Слит держит в памяти схему размещения каждой из движущихся булав, подставляет свои руки туда, где они должны падать, и каждый раз находит их там. Он сделал десять, пятнадцать, двадцать обращений булав, затем поймал все три на грудь, сорвал повязку и отвесил глубокий поклон. Раздались аплодисменты. Карабелла подошла к Слиту и обняла его. Валентин восторженно похлопал его по плечу, и труппа покинула сцену.
В раздевалку Слит вошел, дрожа от напряжения, бусинки пота выступили на его лбу. Он жадно выпил кружку огненного вина.
- Они хоть обратили на меня внимание? - спросил он Карабеллу.- Заметили хоть что-нибудь?
- Некоторые - да,- мягко сказала она.
Слит сплюнул.
- Свиньи! Блавы! Сами не могут пройти от одной стены комнаты до другой, а болтают, когда... когда артист...
Валентин никогда прежде не видел, чтобы Слит проявлял свой характер. Видимо, это жонглирование вслепую не улучшало нервную систему. Он обхватил разгоряченного Слита за плечи и наклонился к нему.
- Главное,- серьезно сказал он,- это демонстрация искусства, а не манеры зрителей. Вы были безупречны.
- Не совсем,- мрачно сказал Слит.
- Безупречны,- повторил Валентин.- И величественны. Какая разница, что скажут или сделают пьяные купцы? В конце концов, не для них же вы овладели этим искусством.
Слит слабо усмехнулся.
- Жонглирование вслепую проникает глубоко в душу.
- Я никогда прежде не видел у вас такой боли.
- Это проходит. Сейчас я уже чувствую себя лучше.
- Ваша боль - ваше собственное творение,- сказал Валентин.- Глупо было принимать в расчет это оскорбление. Я повторяю снова: вы были безупречны, а все остальное неважно.- Он повернулся к Шанамиру.- Сходи на кухню и посмотри, нельзя ли нам получить мяса и хлеба. У Слита было тяжелое выступление, ему нужно подкрепиться, а одного огненного вина недостаточно.
Сейчас Слит выглядел просто усталым, от напряженности и ярости не осталось и следа. Он вытянул вперед руку.
- Ваша душа, Валентин, тепла и добра, а дух мягок и солнечен.
- От вашей боли больно и мне.
- Теперь я буду лучше скрывать свой гнев,- сказал Слит.- И потом, вы правы, Валентин: мы жонглируем для себя. А ОНИ - не в счет. Постараюсь не забывать этого.
Еще дважды в Пидруиде Валентин видел жонглирование вслепую; дважды он видел, как Слит стоял на сцене напряженный и опустошенный. Валентин заметил, что внимание зрителей не умаляло усталости Слита. Это было дьявольски трудно сделать, и награда маленького человека за его искусство была высока. Когда Слиту было плохо, Валентин делал все, чтобы создать для него комфорт. Для Валентина было большим удовольствием прислуживать ему.
И дважды к Валентину приходили темные сны. Однажды ночью видение Понтифекса подошло к нему и отвело к Лабиринту. Он вошел внутрь, пройдя многими проходами и непостижимыми улицами, а изображение худого старого Тивераса плыло перед ним, как блуждающий огонек, зовя вперед, пока наконец он не достиг некой внутренней области великого Лабиринта, и вдруг Понтифекс исчез, а Валентин остался один в пустоте холодного зеленого света. Ноги его потеряли опору, и он стал падать к центру Маджипура. На другую ночь появился Коронал, ехавший на своей платформе через Пидруид. Он кивнул Валентину и пригласил сыграть с ним. Они бросали игральные кости и двигали фишки, а ставкой в игре был пакет белых суставов пальцев, и, когда Валентин спросил, чьи это кости, Лорд Валентин рассмеялся, дернул за свою жесткую бахромчатую бороду, указал пронзительными глазами на Валентина и сказал: