— Что ты со мной сделал?
— Я просто дотронулся до твоей руки.
— И причинил мне сильную боль!
— Я открыл тебе доступ к твоей собственной боли, — спокойно ответил Делиамбер, — больше ничего. Ты несешь в себе боль, но до сих пор ты ее не чувствовал, а она старается проснуться в тебе, и предотвратить это нельзя.
— А я не хочу, чтобы она просыпалась.
— У тебя нет выбора, ты можешь только прислушиваться к голосам изнутри. Борьба уже началась.
Валентин покачал головой.
— Я не хочу ни боли, ни борьбы. Еще несколько дней назад я был счастлив.
— Даже когда видел сны?
— Этим снам скоро придет конец. Они, видимо, предназначались для кого-то другого.
— Ты действительно так думаешь?
— Не мешайте мне быть тем, кем мне хочется, — после некоторого молчания ответил Валентин.
— А именно?
— Странствующим жонглером, свободным человеком. Зачем ты мучаешь меня, Делиамбер?
— Я был бы рад, если б ты стал жонглером, — мягко сказал вруун, — Не хочу огорчать тебя, но желания человека часто не совпадают с тем, что ему предначертано на великом свитке.
— Я буду выдающимся жонглером, ни больше и ни меньше.
— Желаю тебе этого, — любезно произнес Делиамбер и ушел.
Валентин медленно выдохнул. Он ощущал напряжение и скованность во всем теле. Стараясь избавиться от этих странных ощущений, он присел на корточки, опустил голову, вытянул руки, затем ноги. Постепенно он немного расслабился, но какой-то осадок остался, и тревога не оставляла его: мучительные сны, корчащиеся в глубинах души драконы, знаки и предзнаменования…
Из фургона вышла Карабелла и остановилась перед Валентином.
— Дай я помогу, — предложила она, наклоняясь ближе. Сильные пальцы вонзились в застывшие мышцы шеи и спины. Благодаря Карабелле напряжение немного спало, но Валентин по-прежнему оставался мрачным.
— Толкование не принесло тебе пользы? — тихо спросила она.
— Нет.
— Ты можешь рассказать мне о нем?
— Пожалуй, нет.
— Как хочешь. — Но она явно ждала. В ее глазах одновременно светились тревога, тепло и сочувствие.
— Я мало понял из того, что говорила мне та женщина, — сказал он, — а то, что понял, не хочу принять и не хочу рассказывать об этом.
— Если захочешь, Валентин, я здесь. Когда почувствуешь необходимость сказать кому-то…
— Не сейчас. А может, никогда.
Валентин видел, что она тянется к нему, желая облегчить боль его души, как сняла напряжение с его тела. Он почувствовал, что ее захлестывает любовь к нему, и проговорил, запинаясь:
— Толковательница снов сказала мне…
— Да?
Нет, говорить о таких вещах означало признать их реальность, а они нереальны, абсурдны, фантастичны.
— Все, что она сказала, — вздор. Не стоит и вспоминать эти глупые фантазии. — Их глаза встретились, и он отвел взгляд. — Можешь ты это понять? — Валентин почти кричал, — Чокнутая старуха наговорила мне какой-то ерунды, и я не хочу обсуждать это ни с тобой, ни с кем-либо другим. Толкование предназначалось для меня, и нет необходимости делиться им. Я…
Он увидел смятение на ее лице. В другое время он проболтался бы, но сейчас сказал уже совсем другим тоном:
— Принеси мячи, Карабелла.
— Сейчас?
— Да.
— Но…
— Я хочу, чтобы ты научила меня обмену между жонглерами. Прошу тебя…
— Мы же через полчаса уезжаем!
— Пожалуйста, — повторил он настойчиво.
Она кивнула, взлетела по ступенькам фургона и тут же вернулась с мячами. Они отошли в сторону на открытое место. Карабелла бросила ему три мяча и нахмурилась.
— В чем дело? — спросил он.
— Нельзя осваивать новый трюк в таком состоянии.
— Это меня успокоит. Давай попробуем.
— Ну что ж…
Она начала жонглировать своими тремя мячами для разминки.
Валентин попытался делать то же, но руки были холодными, пальцы не слушались, у него не получались даже самые простые упражнения, и он то и дело ронял мячи. Карабелла молча продолжала жонглировать, в то время как он делал одну ошибку за другой и чувствовал все большее раздражение. Она уже не настаивала, что сейчас неподходящее время для работы, но ее молчание, ее взгляд и даже ее поза говорили лучше слов. Валентин безнадежно пытался уловить ритм. «Ты упал с высокого места, — слышал он слова толковательницы, — и теперь должен взбираться туда снова». Он прикусил губу. Как можно сосредоточиться, когда его мучают такие мысли? «Рука и глаз, — твердил он себе. — Рука и глаз, все остальное забудь. Рука и глаз». «Тем не менее, лорд Валентин, этот подъем ждет тебя, и не я тебе его предлагаю». Нет! Нет! Нет! Нет! Руки его тряслись, ледяные пальцы отказывались повиноваться. Неверное движение — и мячи разлетелись в стороны.