Карабелла задумчиво смотрела на него.
– С тобой все в порядке? – спросила она
– Я видел сон.
– Ты трижды кричал. Я подумала, что тебе надо проснуться. Тяжелый сон?
– Да.
– А как ты сейчас?
– Растерян. Ошеломлен.
– Расскажи мне свой сон.
Это уже была интимная просьба. Но разве они не любовники? Разве они не вместе ушли в мир сна, партнеры в ночных поисках?
– Я видел, что дрался со своим братом, – хрипло сказал он. – Мы сражались на шпагах в жаркой голой пустыне. И он уже был готов убить меня, но я в последний момент поднялся с земли и… и… убил его голыми руками.
Ее глаза горели в темноте, как у животного.
– Ты всегда видишь такие яростные сны?
– Не думаю. Но…
– Да?
– Дело не только в насилии. У меня нет брата!
Она засмеялась.
– А ты хочешь, чтобы сон полностью соответствовал реальности? Валентин, Валентин, где ты учился? У снов истина лежит глубже, чем мы знаем в реальности. Брат твоего сна может быть кем угодно: Залзаном Каволом, Слитом, твоим отцом, Лордом Валентином, Понтификсом Тиверасом, даже мной. Ты же знаешь, что сны, за исключением специально посланных, все трансформируют.
– Знаю. Но что означает этот сон, Карабелла? Дуэль с братом, почти убит им, и вдруг убил его…
– Ты хочешь, чтобы я истолковала твой сон за тебя? – удивленно спросила она.
– Для меня он ничего не означает, кроме страха и тайны.
– Да, ты был очень испуган. Ты обливался потом и несколько раз кричал. Но мучительные сны в большинстве своем раскрывающие. Растолкуй его для себя.
– У меня нет брата…
– Я же сказала тебе, что это неважно.
– Что же, я воюю против самого себя. Не понимаю. А врагов у меня нет.
– Может, твой отец? – намекнула она.
Он задумался. Отец? Он старался представить себе лицо, которое можно было бы дать человеку с саблей, но не смог.
– Я не могу вспомнить его.
– Он умер, когда ты был маленьким?
– Наверное, так, – Валентин покачал головой, в которой началась пульсация. – Я не помню. Я вижу высокого человека с темной бородой, темноглазого…
– Как его звали? Когда он умер?
Валентин вновь покачал головой. Карабелла наклонилась, взяла его за руки и тихо спросила:
– Где ты родился?
– На востоке.
– Да, ты говорил, но где, в каком городе, в какой провинции?
– В Ни-мойе? – вопросительно произнес он.
– Ты спрашиваешь или отвечаешь?
– В Ни-мойе, – повторил он. – Большой дом, сад, неподалеку река. Да, я вижу себя там. Купаюсь в реке. Охочусь в герцогском лесу. Может, я видел все это во сне? Или читал что-то такое… Или мне рассказывали.
– Как зовут твою мать?
Он открыл рот, но ничего не сказал.
– Она тоже умерла в молодости?
– Гальяра, – неуверенно сказал он. – Да, Гальяра.
– Приятное имя. Расскажи, какая она.
– Она… она… – он запнулся. – Золотые волосы, как у меня. Гладкая кожа. Глаза… Это так трудно, Карабелла.
– Ты дрожишь.
– Да.
– Иди сюда. – Она притянула его к себе. Она была много меньше его, но казалась гораздо сильнее сейчас, и ему было так уютно от ее близости. – Ты ничего не помнишь, Валентин?
– Ничего.
– Не помнишь, где родился, откуда пришел сюда, как выглядели твои родители, не помнишь даже, где ты был в прошлый Звездный день? Твои сны не могут руководить тобой, потому что ты ничего не можешь объяснить в них.
Ее пальцы осторожно, но твердо начали ощупывать его череп.
– Что ты делаешь? – спросил он.
– Смотрю, не была ли повреждена голова. Удар по голове может отбить память.
– Есть что-нибудь?
– Ничего. Ни рубца, ни шишки. Но это еще ничего не значит. Это могло случиться месяца два назад. Когда взойдет солнце, посмотрим еще раз.
– Мне нравится, когда твои руки касаются меня.
– А мне нравится касаться тебя.
Он спокойно лежал рядом с ней. Слова, сказанные ими, теперь сильно тревожили его. Другие люди, думал он, помнят свое детство и юность, знают имена родителей и место своего рождения, а у него нет ничего, кроме туманного покрывала неопределенных набросков, туман тонких, ненадежных воспоминаний, покрывающий колодец пустоты, и он знал, что там пустота, и не хотел заглядывать в нее. Но Карабелла заставила его сделать это. Почему, думал он, я не похож на других? Почему, думал он, я не похож на других? Почему его воспоминания не имеют субстанции? Может, он и вправду получил удар по голове? Или просто у него такой мозг, тупой, который не способен даже удержать отпечатки опыта, и он, Валентин, бродил годами по Маджипуру, и при каждом новом наступлении дня вчерашний стирался?
Они так и не уснули больше в эту ночь. К утру они снова любили друг друга, молча, как-то целенаправленно, совсем не так, как в предыдущем веселом соединении. Затем они умылись в маленьком холодном ручье и пошли через город в гостиницу. По улицам все еще шатались гуляки с затуманенными глазами, когда над Пидрудом поднялось яркое солнце.
10
По совету Карабеллы Валентин взял в поверенные Слита и рассказал ему про сон и про последовавший за ним разговор. Беловолосый жонглер внимательно слушал, не перебивая, и выглядел невероятно торжественно. Когда Валентин закончил, Слит сказал:
– Тебе надо бы получить руководство от толкователя снов. Послание слишком сильно, чтобы им пренебречь.
– Значит, ты думаешь, что это послание?
– Скорее всего.
– От Короля?
– Возможно. Жди и будь осторожен. Король никогда не посылает единичного послания.
– Оно могло быть и от Леди, – заметила Карабелла. – Жестокость сна не должна обманывать нас. Когда нужно, Леди посылает и такие сны.
– А некоторые сны, – с улыбкой сказал Слит, – приходят не от Леди и не от Короля, а из глубин нашего затуманенного мозга. Но без посторонней помощи ничего сказать нельзя. Иди к толкователю снов, Валентин.
– А может ли толкователь снов помочь мне обрести память?
– Толкователь или колдун могут. Но, если сны не основаны на твоем прошлом, это ничего не даст.
– Кроме того, – сказал Карабелла, – такой сильный сон нельзя оставлять без исследования. Ты отвечаешь за него. Если сон требует действия, а ты его не предпримешь… – Она пожала плечами. – Твой дух ответит за это, и быстро. Ищи толкователя, Валентин.
– Я надеялся, сказал Валентин Слиту, – что ты разбираешься в таких вещах.
– Я жонглер, а не толкователь.
– А можешь ты порекомендовать мне кого-нибудь в Пидруде?
– Мы скоро уйдем из Пидруда. Подожди несколько дней. У тебя будут еще сны, и ты их передашь толкователю.
– Хотел бы я знать, послание ли это – сказал Валентин. – И от кого? Какое дело Королю до такого бродяги, как я? Вряд ли это от Короля. При двадцати миллиардах жителей Маджипура может ли Король найти время для каждого, кроме как по самому важному делу?
– В Суврейле, – сказал Слит, – во дворце Короля Снов есть громадные машины, которые сканируют весь наш мир и каждую ночь посылают послания в мозг миллионов людей. Кто знает, как выбираются эти миллионы? Когда мы были детьми, нам говорили одну вещь, и я знаю что это правда: прежде чем мы оставим этот мир, мы, по крайней мере, один раз ощутим прикосновение Короля Снов к нашему духу – все мы, без исключения. Я знаю, потому что со мной это было.
– С тобой?
– И не один раз. – Слит коснулся своих белых волос. – Ты думаешь, я так и родился беловолосым? Однажды я спал в гамаке в джунглях за Нарабалом. Тогда я еще не был жонглером. Король пришел ко мне во сне и дал приказ моей душе, и когда я проснулся, волосы у меня стали белыми. Мне было тогда двадцать четыре года.
– Какой приказ?
– Такой, чтобы черные волосы за одну ночь стали белыми, сказал Слит, явно не желая вдаваться в подробности. Он встал и взглянул на утреннее небо. – Я думал, мы достаточно поговорили, друг. На фестивале еще есть возможность заработать кроны. Хочешь, я научу тебя нескольким новым трюкам, пока Залзан Кавол не послал нас работать?
Валентин кивнул. Слит взял мячи и дубинки и вышел во двор.
– Смотри, – сказал он и встал вплотную за спиной Карабеллы. Она держала два мяча в правой руке, а он – один в левой, и они начали перебрасывать мячи друг другу.