Кейт сообщала, что Джон постепенно превращается из человека, пытающегося кое-как справиться с делами, в мужчину, который принимает решения. Писала лаконично, но это было красной нитью ее писем. Такой была история о Джоне и банде наглых цыган, пришедших в паб. Все боялись, что, если он их выставит, начнется драка, а если не выставит, будет еще хуже.
Но до драки не дошло; цыган обслуживали вежливее, чем они могли ожидать. Просто Джон несколько раз прозрачно намекнул, что он много раз получал нахлобучку от сержанта Шихана. Потом с видом заговорщика перегнулся через стойку и сказал, что в этом городе дня не проходит, чтобы сержант не поинтересовался тем, что лежит у людей в багажниках машин и на рамах велосипедов. Цыгане, буквально увешанные фазанами, незаконно добытыми в роще Койна, тут же собрались и ушли, благодарно посмотрев на Джона и туманно пообещав «еще вернуться».
Рейчел читала о том, что теперь стихи Джона Райана печатают две газеты, что общее число публикаций достигло семи и что если так пойдет дальше, скоро можно будет издать сборник. История Фернскорта и его окрестностей оказалась длинной и сложной, но человек, заказавший ее, не просит поторопиться, так что время еще есть.
В другом письме был рассказ о Джоне и человеке, который пытался продать ему страховой полис. Джон отказался, и этот человек повел себя нагло. Заявил, что Джон, должно быть, рассчитывает получить круглую сумму от компании, которая страхует строительство Фернскорта. Джон ледяным тоном сказал, что это ложь, но человек ответил, что он лишь повторил слова, которые половина Маунтферна говорит за его спиной. Кейт расстроилась, но Джон только пожал плечами и сказал, что деревня должна о чем-то говорить, а поскольку двухголовый теленок здесь в последнее время не рождался, мандрагору не находили и даже визита политика не было, людям нужно чем-то заполнить долгие зимние вечера.
Кейт читала о картинных галереях, которые посещала Рейчел, о прослушанном ею курсе из десяти лекций и о путешествии на поезде по крупным городам Соединенных Штатов, расстояние между которыми превышает ширину Ирландии.
Она знала, что Рейчел видела кучу фильмов, очень редко получает вести от Патрика и в ее кругах считается крупным специалистом по Ирландии.
Рейчел об этом не писала, но Кейт знала, что это означает множество одиноких ночей.
Кейт об этом не писала, но Рейчел знала, что иногда кресло надоедает подруге до чертиков. Как бы Кейт ни храбрилась, но ее досада ощущалась даже на другом берегу Атлантики. Шли бесконечные дожди, и ее любимый боковой сад с растениями, которыми она собиралась любоваться из окна своей зеленой комнаты, превратился в настоящее болото.
Временами становилось ясно, что Кейт взорвалась бы, если бы у нее не было предохранительного клапана в виде чудесной подруги, которой можно писать обо всем на свете.
Например, о том, что собственная дочь сводит ее с ума.
В письмах Кейт сообщала, что Дара перестала быть гадким утенком, но зато стала совершенно невозможной. Каждое слово матери встречается в штыки, сопровождается вздохами и пожатием плеч.
В ее комнате орал проигрыватель, подаренный Грейс, а потом на смену этим звукам приходило ужасное «Радио Люксембург» с его зубодробительной музыкой.
Кейт сообщала короткие сведения о Патрике. Писала, что он работает день и ночь и что у него нет времени на общение с другими людьми. Она знала, что это доставит удовольствие Рейчел, отделенной от О’Нила Атлантическим океаном. Тем более что она писала правду.
Джуди Берн, которая два раза в неделю приходила делать с Кейт упражнения для укрепления мышц предплечий, с помощью которых Кейт перетаскивала себя из кресла в кровать или ванну и обратно, часто проговаривалась, что она приглашала мистера О’Нила то на концерт, то на выставку, но он ни разу не смог принять ее предложение. Джуди тузила Кейт кулаками, заставляла ее снова и снова повторять болезненные и утомительные движения, а сама грустно качала головой и удивлялась, зачем человеку власть и богатство, если он не может доставить себе удовольствие.
Мэриан Джонсон говорила примерно то же самое: жаль, что у бедного Патрика О’Нила нет времени на общение. Мэриан хихикала как глупая девчонка и говорила, что он просто обкрадывает себя, отказываясь от бала охотников, благотворительного обеда и любого мероприятия, на которое она тщетно пыталась его вытащить.
Кейт писала, что жизнь в сторожке идет по-прежнему. Во всяком случае, ей так кажется. Грейс совершенно очаровательна; чем ужаснее ведет себя Дара, тем нежнее и милее становится Грейс. Она подолгу беседует с Кейт, спрашивает ее совета и просит рассказать, какой была сама Кейт в ее возрасте. А Дара в последнее время не может находиться с матерью в одной комнате.