– Это странно,– произнес фламандец, как бы говоря сам с собой,– мне казалось… я думал сейчас, глядя на этих двух людей…
– Что ты думал?
– Ничего, ничего,– отрывисто отвечал Годфруа,– пожалей меня, друг Бискаец, я сошел с ума.
И он спрятался в свой шалаш.
Несколько минут спустя Жераль и Доброе Копье сидели уже в палатке, возвышавшейся посреди стана, и казалось, между ними утвердилась уже полная откровенность. Мебель в этой палатке была самая простая, чтоб не сказать грубая. Несколько выструганных досок, поддерживаемых козлами, служили вместо стола, и две скамейки, сделанные наскоро каким-нибудь не совсем искусным плотником, заменяли стулья. В одном углу видна была куча сухих листьев, покрытая двумя или тремя волчьими и лисьими шкурами,– это была постель капитана. По таким признакам тотчас можно было догадаться, что тот, кто занимал палатку, не слишком заботился об удобствах и что привычка с давних пор приучила его ко всякого рода лишениям.
Оруженосец поставил на стол бутылку вина, два роговых бокала и пирог с сарацинским пшеном. Тут было все, что содержал в себе буфет Доброго Копья. Исполнив приказание капитана, оруженосец зажег смоляную свечу, поставил ее в деревянный подсвечник и удалился.
Первое чувство, какое испытали молодые люди, находясь наедине, было любопытство. Неопределенный свет факелов не позволял им до сих пор хорошенько рассмотреть друг друга, и они теперь глядели один на другого, как будто каждый из них хотел сделать сравнение между собой и соперником. Оба они были молоды и хороши собой, но красота их была различна. Нежные черты трубадура, его тонкая талия, русые локоны – все придавало ему вид кротости и слабости. Капитан, напротив, с мужественным и правильным лицом, с черными и живыми глазами, с резкими и порывистыми движениями, обнаруживал в себе человека крепкого, решительного и предприимчивого.
– Сир менестрель,– сказал капитан с дружелюбным видом,– надеюсь, что вы не станете ненавидеть меня за то, что благородная Валерия де Латур, преувеличивая важность услуги, которую я имел счастье оказать ей, предпочитает меня вам. Простой воин, я никогда не думал о такой чести и никогда не осмелился бы считать себя счастливым вашим соперником.
– Благодарю за учтивость, капитан,– отвечал Жераль, печально покачав головой.– Я очень хорошо знаю, какие качества ищет благородная Валерия в своем обожателе, и охотно признаю ваше превосходство. Но,– продолжал менестрель, сменив тон,– не угодно ли будет вам выслушать важные известия, которые принес я от дамы вашего сердца?
– Охотно, только прежде всего мы должны выпить за счастливое прибытие! – вскричал Доброе Копье, наполняя кубки.– И именем той, которую мы оба любим и уважаем, прошу вас не отказать в моей просьбе.
Жераль принял предложение и проглотил несколько капель вина. Капитан опорожнил свой кубок разом и поставил его на стол. Казалось, какая-то грусть охватила его в эту минуту. Он пристально посмотрел на молодого Монтагю и сказал ему с горькой улыбкой:
– Вы составите себе жалкое понятие о моем гостеприимстве. Простой кусок хлеба, роговые кубки и скамьи вместо кресел! Не так бы следовало тому, кто говорит с вами, принимать посланца царицы своего сердца! Он мог бы принять его в мраморном дворце, поднести вино в золотом кубке. Но не захотел…
Капитан замолчал и вздохнул глубоко. Трубадур смотрел на него с любопытством.
– При первом взгляде на вас, мессир,—сказал он,– мне показалось, что вы не рождены жить в сообществе людей, подобных вашим спутникам, и я спрашиваю сам себя, каким образом в такие молодые годы могли вы…
– Оставим этот предмет, сир трубадур,– прервал Анри Доброе Копье,– из жизни моей нельзя составить занимательную балладу для развлечения праздных. Перейдем лучше к миссии, которую поручила вам Валерия де Латур.
– Охотно, мессир, тем более что известия, принесенные мной, чрезвычайно важны, и я боюсь, не опоздал ли я передать их вам.
Трубадур рассказал о прибытии Дюгесклена в Монбрён, о ссоре, какую имел тот с бароном из-за Валерии, и, наконец, о том, как бесчестно задумал владетель замка сделать своего знаменитого гостя пленником, чтобы продать его потом английскому королю или потребовать от короля Франции огромный выкуп.
При имени Дюгесклена капитан вспрыгнул со скамейки.
– Дюгесклен здесь! – воскликнул он с восторгом.– Благородный, мужественный рыцарь, великий полководец Бертран здесь, близ меня, и я не знал этого! Но продолжайте, мессир, продолжайте. Если бы я был королем, я подарил бы вам герцогство за такую новость!