Занятый своими мыслями Казимир не сразу обратил внимание на странный звук. Лишь когда звук повторился, он вскинулся, едва сумев подавить радостный возглас — то оживала Каля. Дважды уже она звала его, и комес торопливо откликнулся, как и она, едва шевеля губами.
— Хоть кто из сторожей наблюдает за нами?
Казимир повертел головой.
— Двое спят, один повернут задом. Да только толку с того…
— Сможешь подняться на ноги?
Шепот девушки был хриплым, прерывистым. Шляхтич страшился думать о том, чем стало ее лицо.
— Толку с того? До верха все равно не достану. Да и заметят, вон, шастают как…
Каля словно подавилась воздухом. Долгое время прошло, пока она заговорила вновь.
— Встань мне на плечо, — почти простонала она едва слышно. — И достанешь до верха. А там ужо сам… справишься.
— На плечо встать? Да ты в уме ли? — Казимир нашел липкие от крови пальцы девушки и легонько сжал их. — Тебя тронуть — и то боязно. Боги, почему они выбрали не меня?
— Шляхтич! — теперь в свистящем шепоте Сколопендры чуялась изрядная ярость. Стоящий к ним спиной воин вздохнул и оперся на копье. — Утро уж скоро. Знаешь?
Казимир дернул щекой — для себя, потому как Каля все равно того не видала.
— Вижу.
— Ну и думай — кому из нас на этом колу сидеть?
Казимир задрал голову в темноту, бросая взгляд на тупое навершье.
— Никому, — поджимая ноги и твердо опираясь на них, решил он. — Слишком толсто дерево, ни в кого из нас не войдет. Разве что не поленятся вырубить да вкопать потоньше…
— Не поленятся! — бросила шпионка уж в колено поднявшемуся на ноги Казимиру. Не отрывая взгляда от спины не спавшего стража, и не забывая зыркать по сторонам, шляхтич до боли задрал стянутые за спиной руки, но до верха кола все равно не доставал.
— Да быстрее ты, комес! На плечи мне вставай!
Еще раз оглядевшись вокруг, Казимир решился. Сколопендра под его подошвой болезненно вздохнула, точно из последних сил сдержавшись, чтобы не кричать. До хруста в спине шляхтич вывернул локти и — помогли боги, не иначе, — стянутые кисти достали до верха вкопанной деревины. Снявшись с кола, Казимир быстро присел обратно, в то же положение, на случай, если услышавшему подозрительную возню охраннику захотелось бы обернуться.
Воин действительно обернулся, но смотрел он мимо них, в черноту. Убедившись, что никого поблизости не было, развязал походный мешок и вытащил свое одеяло. Спустя некоторое время, он уже дремал, завернувшись в одеяло, и привалившись спиной к свежему пеньку.
Казимир неслышно поднялся. Его руки по-прежнему были связаны за спиной, но теперь ничего не стесняло его движений. Медленно, преодолевая сопротивление одеревеневшего тела и его возмущенную боль, он поднял связанные позади руки и вывернул их вперед. Замер, пережидая вопли натянутых жил, и взялся за шнуровку на внутренней стороне бедра.
На их счастье, лагерь уж давно спал. Когда-никогда одинокий воин выползал из шатра или из-под одеяла, чтобы сходить «до ветру», но мимо них не ходили. Перепиливая ножом веревки на запястьях Кали, Казимир напрасно оглядывался в темноту. Их последний охранник заснул раньше, чем присел под своим одеялом. Лишь часовые бдели в нужных местах, и зорко. Но в центр лагеря никто не смотрел. Взоры их были обращены к темневшему вокруг лесу.
Избавившись от веревок, Казимир в растерянности разглядывал изломанное тело девушки. Идти она не могла, это было ясно и дураку. И никто бы не смог на ее месте. Добро бы у нее оставались целыми кости, в чем он сильно сомневался.
— Ну что мне с тобой делать, Каля?
— Бросить здесь! — свирепо простонала Сколопендра, отворачиваясь.
Она так и не переменила позы, даже когда перепиленная веревка упала на землю.
Казимир еще раз оглянулся. Потом перевел взгляд на Калю. Девушка лежала, отвернувшись и прикрыв глаза. То ли стыдилась своей немощи, то ли была за что-то зла на самого комеса. А то и все вместе.
— Ты что это удумал? — зашептала она миг спустя, когда решившийся Казимир поднял ее отяжелевшее тело на руки и, пригибаясь, перебежал под тень ближайшего шатра. — Шляхтич, ить я ж сейчас… орать начну, как резаная! Отпусти, тебе говорю!
— Потерпишь, — пробухтел Казимир, утирая пот о железо своего ворота. — Вместе вышли, вместе и придем, так что ли ты говорила? И молчи теперь. Мне, чай, и больнее бывало.