Сколопендра явно задумалась. По очереди осмотрела каждого лучника, смерила взглядом высоту стен, и обернувшись, уставилась в темноту. Ночь наползла на Сечь, в небе зажглись первые звезды.
- Огниво и трут хоть киньте, - крикнула Сколопендра, отступаясь от ворот. - Энто жа вы можете без приказу мазельки? Ить ночь ужо, холодно!
"А кто знает, что в ночи может прятаться", - добавила про себя девушка, нагибаясь и отыскивая в траве сброшенный мешочек с трутом и огнивом.
После внезапной выходки Сколопендры и насилия, которое позволила себе принцесса как к спутнице, так и ему самому, Казимир умолк, и ни Славяне, ни ее родне не удалось добиться от него ни слова. Сам же комес боялся открыть рот по единой причине - из опасений обронить такое, что заставило бы замолчать его навечно. Дрожа от гнева, он лишь бессильно сжимал руку в кулак у самой рукояти своего меча, но тронуть оружие так и не посмел.
Ничего не добившись от своего суженого ни ласками, ни уговорами, Славяна, наконец, гневно топнула ножкой.
- Уведите его, и хорошенько заприте! Любовь моя, - обратилась она напоследок к Казимиру, у которого прямо на глазах у придворных отняли его меч и засапожный нож. - Я понимаю, отчего ты молчишь. Тебя околдовала эта подлая девка! Жаль, что я не приказала отрубить ей голову! Но ничего. Утро вечера мудренее. За ночь ты успокоишься, и завтра мы соединимся, ибо наши сердца были связаны еще на небесах. Ты назовешь меня своей женой, а если нет... Уверена, до этого не дойдет. Увести его!
Рук не связывали, но он все одно был здесь пленником. Четверо стражников - двое спереди и двое позади - вывели комеса из пышного зала, и повели какими-то коридорами в другую часть замка. По дороге Казимир не высмотрел ничего утешительного для себя: везде стояли вооруженные воины и сновали слуги. Миновав несколько лестниц и ходов, стража, наконец, остановилась в вовсе уж отдаленном, разве что не тюремном, коридоре перед одной из дверей. Еще раз - уже по-настоящему, обыскав рыцаря, сопровождающие изъяли еще три ножа и втолкнули вовнутрь - не грубо, но весомо. Тяжко грюкнула дубовая дверь.
Казимир прислушался. За дверью звякало железо. Стража явно не собиралась уходить и оставлять его в одиночестве.
Рыцарь осмотрел комнату, в которую его привели. Ничего примечательного, кровать под балдахином, рядом - деревянная скамья и столик. На медном блюдце стояла полупрогоревшая свеча, но огнива у него не было, а просить о чем-то стражу не хотелось. Комната освещалась с улицы через узкое окно, в которое, впрочем, он мог бы пролезть, не будь оно забрано решеткой. Подойдя к окну, рыцарь выглянул наружу. Нарождавшаяся луна почти не давала света, второй же не было видно вовсе. Близкий лес пугал доносившимися оттуда ночными звуками, и душа Казимира сжалась от тревоги за Калю. Зол он был на нее, как никогда, но мысли о стрыге не давали ему покоя. Что, ежели разбойнице не повезет и нечисть приманится на человеческое тепло? Боги, что же это такое! Он заперт, а спутница, не раз его спасавшая, быть может, вот-вот попадется на зубы лесному страху, если еще не попалась!
Казимир взялся за решетку и тряхнул раз, другой... На миг показалось, что она поддается. Усилие отдалось в голове легким кружением, но рыцарь не обратил на это внимания. Крепкие руки вновь и вновь дергали проржавевшие прутья, пока один из них, должно быть, вжатый в покрошившуюся от времени плохую межкаменную замазку, не стал шататься...
- Эй, там, милсдарь рыцарь, не балуйте! - раздалось вдруг снизу. Казимир увидел широкую нишу прямо под своим окном и дежуривших в ней стражников.
Рыцарь отступил вглубь комнаты. Он был в отчаянии. И в то же время наружу рвался нервный смех. Вот так, светлый комес, владетель всех этих земель! Видать судьбой назначено на роду терпеть несчастья из-за женщин. Сперва Беата, через которую Казимир лишился семьи, крова и чести, затем подлая колдунья, чьего имени он так и не узнал, и в плену которой едва не потерял себя, Каля, разбойная девка с большой дороги, обрушившая на него мыслимые и немыслимые беды, и теперь вот королевна Сланяна, силой тянущая его под венец! Не хватало еще стрыги, судя по имени, тоже женского полу, чтоб навсегда оборвала нить его жизни - и дело с концом.
Комес присел на край пыльной постели и спрятал лицо в ладонях. Боги, он всего-то и хотел, что вернуться в свой родовой замок, до которого отсюда - полтора дня пешего пути. Зачем ему подвернулся этот заколдованный дворец? Точнее, не ему, а Кале...
Каля. Как она там? Казимиру не хотелось бы одному оказаться теперь в ночном лесу. Он снова подошел к окну, выглядывая наружу. Комната его располагалась высоко, и комесу было видно далеко через стену. Показалось ему или нет, что где-то у самой кромки леса жидкими отблесками горел чей-то костерок?
- Ужин для вашей светлости!
В приоткрытую дверь прошмыгнул молодой слуга с блюдом жареного мяса и полным кувшином. Через миг он вылетел за дверь, сбив с ног одного из охранников, а следом полетели пища и посуда. Комес сам захлопнул дверь изнутри и вернулся к окну. Он долго вглядывался в темноту, в мерцавший огонек. Сердце его сжималось от тоски и тревоги.
Завтра он станет послушным рабом взбалмошной девицы. Казимир знал, что иные заклятия не снять всю жизнь, и что хоть умри, лишь тогда заклятие уйдет с тобой в могилу. А о приворотной магии нечего и говорить. Каждая вторая баба умеет варить такое зелье. Чего уж говорить о принцессе! Славно подготовилась девица, небось, не первый уж жених дал деру от эдакой вот нареченной!
Казимир вспомнил про веретено и скривился. Потом перетащил скамью поближе к окну и присел, облокотившись на камень. Отыскав взглядом огонек, который стал как будто бы тусклее, комес тяжело вздохнул и вновь предался невеселым мыслям.
***
Новый день над Сечью занимался неторопливо, солнце не спешило выкатиться из-за горизонта тяжелым золотым шаром. Ночные тени истончились, стали совсем плоскими, укрываясь лишь у подножия деревьев. Небо едва заалело. Самым краешком, узким серпиком, словно намечая, где вскоре брызнет яркими лучами солнце.
Нарождающийся рассвет застал Сколопендру под стенами замка. Опустив голову, разбойница увлеченно выискивала что-то в мокрой от росы траве. Временами она дула в сжатые кулаки или принималась ожесточенно тереть занемевшие пальцы. Ночь Каля провела, не сомкнув глаз. Все чудилось что-то страшное во вздыхающем, темном лесу. Поставив меч между ног и опершись на рукоять, Сколопендра так и просидела до самого утра, подбрасывая веток в костер, и глядя на огонь.
К исходу ночи, побросав в пламя последние ветки, Каля поднялась, размяла застывшее от безделья тело, повесила на пояс меч, и крепко привязав сыромятным ремешком лук за спиной, побежала к замку, пригибаясь и прячась в траве.