Таким образом, мы просидели в библиотеке, пока за окном не стало темнеть. Тогда уже вместе поразбирали немного вещи, натянули оставшиеся обои, придумали оставить в покое картины, а вместо них сделать копии нескольких интересных манускриптов, убрать их в рамы под стекло, и украсить стены. Затем я настоял, чтобы Келебриан отправлялась в спальню и готовилась ко сну, а сам собрал поднос с объедками и отправился с ним на кухню.
Здесь тоже были очевидны приятные глазу изменения. Кухонная утварь по большей части заняла свои места, занавески действительно висели на окнах, на столе лежала красивая салфетка, и даже мебель была расставлена по местам. Последним я, разумеется, был не на шутку возмущен и приготовился по возвращении как следует отчитать супругу. Еще бы, если двигать в одиночку столь тяжелые вещи, и не такое привидится. С этой мыслью я взялся за посуду, попутно порадовавшись и похвалив про себя мастеров, которые провели сюда удобное приспособление – кухонный водопровод. Он был собран из металлических труб, соединенных коленцами. Конструкция эта состояла из двух частей: одна вела от находящегося на улице вместительного бака с водой, и вода эта поступала по трубам к крану, из которого лилась в большую емкость со сливом на дне. От слива шла вторая труба, и она в свою очередь выводила грязную воду наружу, в специально прокопанную к склону канаву. Такое удобное решение позволяло с комфортом мыть посуду и продукты прямо возле кухонного стола. Вода в бак поступала от дождя или, на случай если его долго не было, всегда оставалась возможность натаскать ее из колодца. В дальнейшем планировалось дополнить конструкцию самозаполняющейся системой, и я даже осмеливался думать над тем, чтобы собственноручно взяться за ее усовершенствование.
За этими мыслями и звуком льющейся воды я не сразу расслышал доносящуюся сверху музыку. Играли на арфе, и мелодия была мне хорошо знакома. Келебриан часто исполняла ее нашим детям, когда они были маленькими и не спешили засыпать в положенный час. А прежде я сам, будучи ребенком, и мой брат вместе со мной часто слышали ее от нашего опекуна… Это была очень старая колыбельная, написанная когда-то здесь, в Благословенном краю.
«Хороший способ успокоить расстроенные за день нервы», – подумал я с улыбкой. Настроение Келебриан по-прежнему тревожило меня, но я наделся, что она быстро справится с собой, и жизнь в новом месте будет приносить ей только радость.
Размышляя об этом, я закончил с посудой, перекрыл воду, прибрал кое-какие мелочи на столе и, заметив, что музыка вдруг стихла, отправился наверх. По пути я уже по привычке заглянул в другие жилые комнаты, убедился, что нигде не оставлено света, а окна на всякий случай затворены. Но когда я добрался до спальни, то к удивлению своему обнаружил, что Келебриан уже крепко спит. Зачехленная арфа стояла на том же месте, где была утром, догорающий камин кидал по стенам тени, а шторы были задернуты.
Конечно, я не стал будить супругу. Стараясь не шуметь, пригасил пламя и поворошил угли, а затем выглянул в окно. За стенами замка уже стемнело, и только огромная луна висела в звездном небе и глядела словно бы прямо на меня. Внезапно со стороны пустоши донесся далекий волчий вой. От этого всегда тревожного звука мне стало немного не по себе, и я подумал, что стоит запирать ворота на ночь, ведь совсем нежелательно было бы встретить утром во дворе нежданных гостей… Отсюда, из окна спальни не было видно ничего, кроме двора и стен, и мне оставалось лишь догадываться, насколько большая стая бродит где-то там, в темноте. Мне вдруг подумалось, что сейчас, ночью, даже замковый двор вдруг снова стал казаться каким-то мрачным и недобрым, и я тут же малодушно отказался от мысли выйти на улицу и запереть ворота прямо сейчас. Вместо этого лишь поспешно задернул шторы и на всякий случай запер дверь в комнату.
========== -4- ==========
Следующее утро началось без неожиданностей.
Мы поднялись не слишком рано, но и не поздно, позавтракали прямо на кухне, растворив окна и наслаждаясь хорошей погодой. Солнце, как и прежде, разогнало вчерашний мрак и вместе с ним неясную тревогу, одолевавшую меня после отхода ко сну. Тогда, заперев дверь и забравшись в постель, я долго еще лежал, не смыкая глаз и прислушиваясь к доносящимся снаружи звукам. Мне вновь чудился вой, он то удалялся, то приближался, а вместе с ним до слуха доносились ночные скрипы и стуки пустого замка. Я не помнил, как сумел заснуть.
Но сейчас делиться с Келебриан своим вчерашним беспокойством я не стал, опасаясь вновь растревожить ее нервы. Вместо этого полушутливо отчитал ее за излишнюю самостоятельность с тяжелой мебелью и взял слово впредь обязательно звать меня. Ей оставалось лишь покорно согласиться, и на этом мы ненадолго простились: я оставил супругу хлопотать дальше, а сам вышел во двор. Следовало дойти до конюшни, почистить стойла и задать корм четырем нашим лошадям, которые, если не считать птиц и мелких животных, поселившихся в замке, были единственными близкими нам живыми существами на лиги окрест.
Я быстро справился с этими незамысловатыми заботами, наполнил поилки, приласкал коней и решил, что вернусь позже, чтобы почистить их. Дома, и на острове, и затем в Тирионе, я никогда не брезговал самостоятельно заниматься животными, пусть и не каждый день, но обязательно хотя бы пару раз на неделе. Но сейчас я все же немного пожалел о том, что мы решили первое время обойтись без прислуги, посчитав за благо сначала обжиться самим, так сказать, прочувствовать замок, да и вовсе впервые за долгое время побыть наедине друг с другом. Но объем самых разных работ оказался весьма велик, и теперь у меня возникли опасения, что мы быстро собьемся с ног, пытаясь успеть все разом… Пожалуй, стоило сократить наше здешнее одинокое пребывание до, допустим, пары недель. Приняв это мысленное решение, я потрепал напоследок своего коня, затворил стойла и вышел во двор, намереваясь проведать ворота и убедиться, что они легко закрываются.
Под аркой меня ждали сразу три неприятных сюрприза. Я быстро огляделся по сторонам и даже невольно стиснул в руках прихваченную с конюшни лопату, которой собирался при необходимости разровнять или убрать насыпанный у входа песок. Но вокруг никого не было, и тогда я подошел ближе и внимательнее рассмотрел то, что так меня обеспокоило. Прежде всего, я видел, что песок под аркой снова превратился в вязкую лужу. Сначала у меня мелькнула раздраженная мысль, что это сверху, со сводов протекает какая-то влага — то ли копящаяся роса, то ли краткий утренний дождь, признаков которого, впрочем, я прежде нигде не заметил. Но это было не все. Здесь же, на песке и дальше, на запорошенных пылью камнях я ясно различил следы. Это были отпечатки волчьих лап, и еще более не по себе мне стало, когда я опустился на корточки возле лужи и убедился, что песок пропитан не водой, а самой настоящей кровью.
Это открытие изрядно растревожило меня. По всему выходило, что ночная стая действительно подобралась совсем близко к нашему жилищу, загнала здесь какую-то неосторожную дичь и разорвала ее, да так, что никаких иных следов — ни клочьев шкуры, ни обломков костей, ни пучков шерсти — не осталось. Обнадеживало лишь то, что звери, видно, почуяв наше присутствие, развернулись здесь же возле входа и покинули холм, не отважившись сунуться во двор. Или, не дай Эру, добраться до конюшни. При мысли о том, что мы вполне могли остаться без лошадей, у меня голова пошла кругом, а расстояние в два дня пути до Тириона показалось вовсе не таким пустяшным, как я думал прежде.