В записке говорилось, что мисс Картер будет ждать его на игровом поле. Мор огляделся по сторонам, но никого не увидел. Жаркое солнце косыми лучами соединяло библиотеку со зданием «науки и спорта», усеивая золотистыми отблесками похоронно-черную поверхность асфальта. Воздух слегка дрожал над раскаленным полем. Кого Мор заметил, так это своего сына Дональда, стоящего в дальнем конце площадки, возле библиотеки. А к нему по горячему, как сковорода, асфальту бежал, попутно проделывая немыслимые пируэты и подскоки, Джимми Кард. И поэтому не просто подбежал, а со всего маху стукнулся об него, будто посланный чьей-то мощной рукой мяч. Обхватив друг друга за плечи, мальчишки завертелись волчком. Какое-то время без особой радости Мор наблюдал за происходящим. Потом и сам пошел к библиотеке. По пути он озирался, ища мисс Картер, и в то же время краем глаза следил за все еще буйствующими мальчишками. Мор подошел к дверям библиотеки. Только тогда Дональд и Кард заметили его и отступили друг от друга. И через секунду, снова вприпрыжку, вращая, словно обезумевшая мельница, растопыренными пятернями, Кард промчался в сторону общежития, сделал в дверях заключительный выкрутас и тут же исчез. Кард был стипендиатом. Дональд остался в одиночестве возле библиотечного здания. И явно был растерян. Ему наверняка тоже хотелось улизнуть, но теперь, на глазах у отца, он не мог так поступить. Но при этом Дональд вовсе не торопился навстречу родителю. Он стоял, сжимая в руке книжку, и застывшим взглядом следил – войдет ли отец в библиотеку или направится к нему.
Мор тоже раздумывал, как поступить. Такие вот случайные встречи во время занятий смущали обоих, поэтому Мор избегал их, насколько было возможно. Но сейчас сделать вид, что не заметил Дональда, он не мог. Это может ранить мальчика. И он пошел к сыну. Замерев на месте, Дональд ждал.
– Здравствуй, Дон. Как дела?
Дональд взглянул на него и тут же отвернулся. Он был достаточно высок и, когда отец приблизился почти вплотную, мог смотреть ему прямо в глаза. Копия отца – такие же, как у Мора, черные жесткие волосы, такой же крючковатый нос и такая же манера, улыбаясь, чуть кривить рот. Но глаза у него были темнее, смотрели более пристально. Карие глаза Мора отливали серым оттенком, а у Дональда темная глубина глаз, наоборот, еще больше затемнялась какой-то неотвязной думой. Темные точечки на подбородке предвещали в будущем черную густую бородку. Но лицо пока хранило детскую округлость. И рот у него был еще по-детски пухлый, неоформившийся.
Медленно взрослеет Дональд, с какой-то грустью думал Мор, слишком медленно. Это странное отсутствие зрелости огорчало Мора. Сам-то он помнил себя в этом возрасте, помнил, с какой жадностью поглощал все книги подряд в ненасытной жажде знания. А у Дональда, кажется, вообще нет никаких интеллектуальных запросов. Химию если и учит, то как-то вяло, урывками, ровно настолько, чтобы избежать родительских упреков, одним словом – лентяй, это совершенно ясно. Массу времени тратит на болтовню с Кардом и с другими мальчишками, слоняется по окрестностям то с компанией, то в одиночку, что больше всего озадачивало Мора. Может подолгу что-то высматривать из школьного окна. Или уходит вниз, на опушку леса, и, обхватив руками колени, сидит там, погруженный в мечтания. Такой образ жизни был абсолютно непонятен Мору. Но он не решался бранить сына и даже не спрашивал, почему тот так странно себя ведет. Если мальчика видели с книжкой, то это были либо «Трое в лодке, не считая собаки», которую он перечитывал вновь и вновь, заливаясь всякий раз неудержимым смехом, либо различные книжицы по альпинизму, тщательно скрываемые от матери. Во время каникул он превращался в неутомимого и неразборчивого посетителя кинотеатра. Глядя на сына, пытаясь поймать его уклончивый взгляд, Мор испытывал чувство глубокой печали от того, что не умеет выразить свою любовь к сыну, и еще от мысли, что мальчик, вполне возможно, и не догадывается об этой любви.