Фелисити закрыла за собой дверь и поставила чемоданчик на пол. Родители смотрели на нее, остановившись в дверях столовой.
– Здравствуй, детка, – сказала Нэн.
– Привет, – ответила Фелисити.
Ей было четырнадцать лет. Тоненькая, стройная, для своего возраста довольно рослая, с очень светлой кожей, к лету имевшей обыкновение покрываться щедрой россыпью золотистых веснушек, с чуть выпуклыми глазами, которым было присуще вопросительно-изумленное выражение. Глаза у нее были материнские, синие, но при этом к синеве примешивался еще какой-то неуловимый затуманивающий синеву оттенок. У Нэн были темно-русые, от природы волнистые волосы. У Фелисити – такого же цвета, но светлее и невьющиеся, собранные сейчас в конский хвост, торчащий из-под школьной шапочки. От отца она ничего не унаследовала. Дон, вот кто получил и темные, жесткие, курчавые волосы Мора, и его костистое лицо с чертами неправильными до некрасивости.
Фелисити сдернула шапочку и метнула ее в направлении столика. Шапочка упала на пол. Нэн подошла, подняла шапочку и поцеловала дочку в лоб.
– Как занятия, детка, все благополучно?
– Ничего, нормально.
– Привет, старушенция, – улыбнулся Мор, похлопав дочь по плечу.
– Привет, папа. А Дон здесь?
– Нет, доченька, но завтра придет наверняка, – ответила Нэн. – Ты проголодалась? Я приготовлю завтрак.
– Я не голодная, – ответила Фелисити, берясь за ручку чемодана. – Ничего, папа, не волнуйся, я отнесу сама.
– Что ты собираешься делать вечером? – спросила Нэн.
– Я же только что приехала. Еще не знаю.
Она начала подниматься по лестнице. Родители молча смотрели ей вслед. Через минуту наверху громко хлопнули дверью.
Глава 2
Был светлый, тихий вечер. Затворив двери шестого класса, Мор широким шагом прошел по коридору. За дверью тут же загалдели. Он только что провел урок истории на классическом отделении. Дональд тоже учился в шестом, но на естественно-научном отделении, и вот уже два года как выбыл из числа учеников Мора, к величайшему облегчению последнего. Мор преподавал в Сен-Бридж историю, а если требовалось, то и латынь. Он любил свою профессию и знал, что обладает педагогическим талантом. В школе его уважали. А с уходом Демойта стали уважать еще больше. И сознание этого в какой-то степени вознаграждало его за все неудачи в других «департаментах» жизни.
Выйдя из застекленных дверей главного корпуса и окунувшись в теплый солнечный свет, он почувствовал себя вполне довольным, частью оттого, что урок прошел хорошо, частью от предвкушения приятного вечера. В обычные дни между окончанием занятий и ужином повисала томительная пауза, которую приходилось чем-то заполнять – чтением, проверкой тетрадок, бестолковыми разговорами с Нэн. Обычно это было самое бесполезное время дня. Но сегодняшний вечер сулил живую, захватывающую беседу с Демойтом в его восхитительном доме. Если потороплюсь, думал Мор, то успею, прежде чем явится Нэн, выпить с Демойтом пару бокалов хереса. Нэн взяла за правило приходить позже, что неизменно сердило Ханди. Несомненно, будут вино и закуска. Нэн вообще-то не употребляла алкоголя, да и Мор позволял себе выпить лишь изредка, отчасти из-за того, что был воспитан в традициях трезвости, отчасти из соображений экономии, но с Демойтом или с Тимом иногда выпивал, хотя при этом почему-то всегда испытывал чувство вины.
Демойт жил в трех милях от школы, в роскошном георгианском доме, именуемом «Брейлингское Подворье».
Этот дом он приобрел во времена своего директорства и его же намеревался отписать школе в своем завещании. Он наполнил дом сокровищами, среди которых выделялись старинные восточные ковры – предмет особой гордости Демойта. Он даже написал монографию на тему восточного ковроткачества, небольшую, но очень толковую. Демойт был истинным ученым. И Мор, которого природа наделила талантом учителя, но никак не ученого, без всякой зависти, искренне восхищался его недюжинным умом. А в сильный, независимый характер и великолепное чувство юмора был, можно сказать, влюблен; к тому же и Демойт чрезвычайно благоволил к Мору. Мор частенько задумывался, что окажись Демойт в стане противника, это было бы очень и очень хлопотно. Долгое пребывание Демойта на посту директора знаменовалось постоянными стычками с учительским коллективом. И о времени его директорства до сих пор упоминали не иначе как об эпохе «террора». Чувство, что ты надежно укрепился на своем месте, было в те времена для учителей Сен-Бридж роскошью, которой Демойт ничтоже сумняшеся их лишил. Как только в работе того или иного преподавателя случались погрешности, Демойт тут же начинал хлопотать о его увольнении. А уж если Демойт брался за осуществление чего-либо, то быстро добивался своей цели.