- Писать, правильно говорить - писать, - поправил Петю преподаватель. - Понимаешь, мальчик, когда я понял, что не могу вернуться в Замок, что все знания Замок мне уже подарил и объяснил, и я вот такой всезнающий и опять одинокий. И сколько я не пытался творить, у меня уже не получалось оживить их. Да, картины были красивыми, но я видел и красивей. И я так не мог. Тогда мне пришло на ум, что ежели я займусь чем-то другим, Замок снова примет меня, чтоб научить. Я ушел с головой в изучение Литературы. Но увы, когда я пришел в себя, я понял, что уже давно не мальчик и вокруг много дел, и мне совсем некогда стало грезить о замке, о моем Замке. И даже сама Осень уже не привлекает меня. Я был очень огорчен.... Но жизнь была прожита. Так я и остался преподавать здесь, не больше и не меньше. - А как... как вы стали Художником? - запинаясь, спросил Рыцарь. - Это было давно... - старый учитель отдернул занавес, за окном пылала всеми красками Осень....
Художник.
За окном пылала всеми красками Осень. Она обволакивала своими рыжими объятиями весь мир, словно утешая его в предшествии холодной и долгой зимы. Но Художник желал, чтоб она, эта осень, не кончалась никогда. Он словно завороженный смотрелся в глянцевые лужи, оставленные бесконечными дождями. Любовался огненным полетом листьев, которые Ветер срывал с ветвей и уносил прочь, на своих крыльях. Вдыхал запах усталых костров и все никак не мог надышаться этой Осенью. По вечерам, приходя в свою коморку под самой крышей, а проще говоря, на чердак, он зажигал лампу на подставке в виде маленького, но очень уютного замка. И просматривал наброски, которые успел сделать за день. Чего на них только не было. И голуби, запечатленные в момент взлета, и кошки, крадущиеся по своим, кошачьим и никому неизвестным делам, и крыши домов с важными трубами, и продавщица семечек, стоящая на пересечении улиц, по которым так любил бродить Художник. И люди, с зонтами и без, веселые и задумчивые, спешащие и мирно шагающие по аллеям. Да разве смогу я перечислить все то, что за день успевал зарисовать этот человек в берете и длинном шарфе. Которого можно было увидеть в любую погоду, сидящего на земле, укрытой лоскутным покрывалом из листьев. Или на скамейке и, конечно, рисующего. Иногда он дарил свои наброски тем, кто проявлял заинтересованность к его работам. Иногда, словно осерчав, выкидывал их в урну и уходил в другой конец парка. Но то, что рисовал он целыми днями, было само по себе примечательно. Казалось бы, что, имея столько работ, надо устраивать выставки, и он именно так и делал, но выставлял он эти полотна на маленьком балконе, а то и вовсе на крыше, которая давала ему приют. И, естественно, его зрителями были голуби и кошки, которые бродили сами по себе. Иногда осенний ветер переворачивал листы бумаги, и тогда Художник шептал спасибо и махал рукой ему вслед. Вот таким был этот художник.
Но каждое утро он снова выходил из дома, чтобы зарисовать еще один момент золотой осени. На самом деле, Художнику было очень грустно, и среди эпизодов жизни, он, словно в мозаике, искал тот единственный. Который объяснил бы его тоску по этому дождю и ветру, по листьям и лужам, по всему тому, что так не любят многие прохожие. Иногда ему казалось, что вот-вот, и он поймает за призрачный хвост свою грусть, и узнает у неё причину появления. Но дни шли, Осень неотложно ползла к своему окончанию. И уже чувствовался легкий морозец по утрам, а лужи были подернуты тонким льдом первых холодов. И все так же невнятно было на душе. И тогда он начал писать. Не просто делать зарисовки штрихом, угольком или огрызком карандаша. А именно писать. Он потратил все свои деньги на краски и кисти. И, конечно, на холст, и начал творить. Теперь он почти не выходил на улицу, разве что лишь за тем, чтобы купить немного еды, и вновь погружался в многоцветье красок. Хотя, многоцветье - это слишком сказано. В его работе, конечно же, преобладали желтые, рыжие, золотые и красные тона. И еще коричневый и серый, именно такими стали стены невиданного замка, который вдруг стал проступать под легким прикосновением кисти. Замок стоял на окраине леса, и вся пестрая грусть деревьев, будто отражалась от его стен и уносилась в небеса, к серым тучам и легким лучам позднего солнца. А за окнами все больше и больше захватывала власть белоснежная зима.