И вдруг он вспомнил, и воспоминание это чуть не сразило его. Ода… Ода де Шантрель. Эта барышня с бледным личиком вплетала в свои косички красные ленты. Перехватило дыхание. Нехорошая мысль зарождалась в голове. Мысль об отвратительной порочности, но она крепла с каждой минутой.
А что, если…
А что, если озлобленным зверем была… Ода де Шантрель? Она напяливала шкуру и не заметила, как расплелась одна из ее косичек. Ленточка упала в траву, но, стесненная маской, девушка не увидела ее.
Жеан дохромал до шелковой змейки и кончиками пальцев подобрал ее.
«О Боже! — с ужасом подумал он. — Робер и Ода с самого начала дурачили нас…»
Он выпрямился, попытался привести в порядок свои мысли. Ода и Робер любили друг друга, их чувства не питалась никакой надеждой, так как бедность молодого человека исключала всякую возможность брака. Никогда Шантрели не согласились бы отдать руку своей дочери полунищему, сыну рыцаря-инвалида, жившему, подобно подневольному виллану, в хлеву вместе с курами и козами.
Тогда-то и возникла у Оды некая идея. Ведь это она разработала план заговора, Жеан был в этом уверен. Лихорадочное воображение выдавало ее.
Она решилась на брак с Орнаном де Ги ради его богатств и замка… Ода все подготовила совместно с Робером: приучение Гомело к ядам, отравление барона. Целый год втайне осуществлялся заговор, проходили тайные приготовления. Выработка яда, невольное сообщничество Жакотты, необходимое для достижения цели.
Да… Жеану теперь все было ясно. В день отравления Ода абсолютно ничем не рисковала, ей бы и в голову не пришло поднести к своему ротику хотя бы кусочек мяса, пока не свалится Орнан. И, конечно, Робер был тем пажом, который нес блюдо с поджаренным мясом молодого кабанчика в пиршественный зал.
Два дьявольских юнца, которым почти все удалось. Ода… Красавица Ода. Она с самого начала решила избавиться от барона, как только тайно обвенчается с ним. Что до озлобленного зверя, так это была лишь уловка, предназначенная поразить воображение жителей Кандарека. Робер должен был победить его. Фантастическое животное помогло бы нищему Сен-Реми покрыть себя славой и заслужить шпоры рыцаря. Подобный подвиг вызвал бы всеобщее восхищение, даже похвалу самого короля. После победы над зверем героя попросили бы высказать свое сокровенное желание. И тут Робер потребовал бы себе во владение Кандарек… и молодую вдовушку.
Жеан ударил кулаком по камню, к которому прислонился. Он все понимал. Ему отвели роль настырного, докучливого человека и одновременно свидетеля, которого легко провести. Ода запиралась в своей комнате, чтобы удобнее было убежать с наступлением ночи. Будучи женой Орнана де Ги, она, несомненно, знала расположение подземных ходов, через которые можно покинуть замок незамеченной. По вечерам, когда считалось, что Ода предается умерщвлению плоти, она убегала играть в озлобленного зверя за городом или на улицах. А может, она делила эту мрачную буффонаду со своим нежным любовником? Да, конечно! Ода и Робер по очереди играли в зверя, когда это им было удобно, и каждый обеспечивал алиби другого…
О! Все это так, но остается проблема с проказой… Была ли заражена ею Ода? Конечно, нет. Поставленная своим отцом в известность о подозрениях, тяготеющих над бароном, она наверняка устроила так, что брак состоялся, но не до конца. Затем воспользовалась ими, чтобы выдать себя за жертву и привлечь симпатию тех, кто впоследствии мог бы ее подозревать. О! До чего же Ода ловка!
Она была красива и водила за нос Орнана де Ги. Какие доводы привела она ему, когда ей грозила опасность быть зараженной в брачную ночь? Боязнь? Учтивость в любви? Незрелость молодости? Потребность в привыкании к мысли лишиться девственности? Жеана это мало заботило: она, несомненно, была весьма красноречивой. Он хорошо знал этих стареющих баронов, которые, сгорая от любви к молоденькой девственнице, становились такими же покорными, как и юноши. Ода не была больна и никогда не болела. После «победы» Робера она велит врачу обследовать себя, и тот найдет ее совершенно здоровой… Игра закончится.
Жеан заметил, что от болезненного жара на лице выступил пот. Неуверенной рукой он снял свой шлем.
Ода была здесь… Он это чувствовал. Сославшись на желание уйти в монастырь, она незаметно покинула замок, в то время когда все полагали, что она лежит распростертая, с раскинутыми руками, на каменных плитах своей комнаты, моля Бога о милосердии. Да, здорово провела их эта девчонка!
Сейчас она и Робер где-то прятались, составляя план дальнейших действий. Монпериль не должен выжить в этой облаве. Он слишком опытен, чтобы безоговорочно допустить, будто юноша вроде Робера де Сен-Реми может разделаться с монстром мечом, который он с трудом поднимает.
Они должны перейти в наступление. Она или он…
В медвежьей шкуре.
А пока они выжидали, не сработает ли ловушка с ядом. Жара была на их стороне. Нет сомнения, что они отравили все лужицы… Эту воду, которую проводник выпил бы с наслаждением, даже если бы ему пришлось для этого встать на четвереньки и лакать ее, уподобившись псу.
Жеан скорчился в дупле дерева. Он умирал от голода и жажды. По высоте солнца он предположил, что уже наступил полдень. Надеясь забыть о страданиях, он прокручивал в голове различные этапы плана, составленного Одой. Чем дольше Жеан размышлял, тем больше убеждался в своей правоте. Он умрет здесь, на этой горе, в этом лесу, и никто не узнает правды.
Весь день Жеан провел настороже, напрягая слух. Нервы были так взвинчены, что несколько раз появилось искушение окликнуть Оду и Робера, ускорив развязку. В последнюю секунду Жеан одергивал себя. Его нога онемела, а колено сильно распухло, болью отзываясь на каждое движение. С наступлением ночи Жеан решил пойти на хитрость. Собрав ветки и связав их в вязанку, он завернул все это в плащ и приспособил шлем там, где должна быть голова. Получилась фигура спящего человека. В темноте чучело выглядело вполне правдоподобно. Приняв меры предосторожности, Жеан с мечом в руке затаился среди камней. Два раза он чуть не заснул. Легкий хруст сломанной сухой веточки дал понять, что враг приближается.
Это был зверь. Горбатый, в обвисшей, облезлой шкуре. Голова-маска сделана из бумаги, пропитанной гипсом. Кто прятался за этим адским отрепьем? Ода или Робер?
Кто из них?
Монстр приближался, как тень. При свете луны Жеан увидел поблескивающий кинжал в его правой лапе.
«Конец ухищрениям! — подумал проводник. — На этот раз они решили поставить точку».
Он подобрался, готовясь к прыжку. Опираясь на здоровую ногу, он сможет ринуться на зверя и рассечь ему мечом голову.
Намерение это вдруг показалось Жеану противным. Неужели он и в самом деле хочет убить Оду де Шантрель? Он вспомнил ее обнаженное хрупкое тельце, которое видел там, в ее комнате на верху башни. Ведь она совсем еще ребенок… Девочка, еще незрелая, играющая в женщину… Мысленно сняв маску со зверя и открыв лицо Оды, Жеан представил, что будет с ним после удара мечом. Ему хорошо были известны последствия: разлетается череп, вываливаются мозги. Черт побери! Вот он и размяк — неожиданно проснулась совесть в старом наемнике, пресыщенном убийствами.
Между тем зверь приблизился к кукле, наклонился, поднял лапу и ударил, вонзив кинжал в пропыленный плащ. Он тотчас выпрямился, разгадав хитрость. Завертел головой, проворно пятясь и стараясь угадать, откуда последует нападение.
Жеан выскочил из засады, но сил в здоровой ноге не хватило, он не дотянулся до монстра: потеряв равновесие, упал на чучело, а зверь уже убегал, виляя между деревьев. Проводник изрыгал проклятия. Придя в себя, он осмотрел продырявленный плащ. Если в Жеане и осталась совесть, в звере ее не было и в помине: он ударил прямо в сердце с твердым намерением убить.
Жеан пришел в ярость оттого, что не сумел покончить с этим маскарадом. В то же время его ужасала решимость Оды. В ней и впрямь сидел дьявол, помогавший организовать заговор и неуклонно идти к цели. Узнавалось необузданное упрямство ума, испорченного беспорядочным чтением. В этом Жеан был согласен с учеными монахами. Чтение книг не годится для неокрепших умов; все заканчивается тем, что оно ввергает их в бездну несбыточных мечтаний.