– Тихон, помнишь, я тебе показывал, как руну чертить?
– Мф-м? – вопросительно промычал тот с набитым ртом. – Которую? Это которая вот такая?
Он пальцем вывел по воздуху довольно правильную «альгиз».
– Да, именно эту. Если будет нужно выйти из купе – нанеси ее на висок или лоб. И не чернилами, а выцарапай прямо на коже, чтобы нельзя было стереть. Еще помнишь, для чего она?
– «Руна Альгиз именуемая есьмь знамение защиты. В составе слова ли, одиноко ли начертанная, обозначает она сбережение того, что внутри, сиречь охрану от всяческих невзгод, – процитировал камердинер учебник после некоторого усилия. – А ежели начертать ее на коже, то оградит от чар и ворожбы, прямо наведенных».
– И для чего ее наносить именно на голову?
– Шобы глаза не отвели, вашбродие.
– Правильно. Сделай, перед тем как выйти из купе. И смотри линии не перепутай. Не на бумаге чертишь, а на себе, нужно чтобы как зеркале отражалось.
Конечно, от серьезного мага кое-как начерченным альгизом не спастись, но это сделает невозможным незаметное подчинение. С одной стороны, нападать на прислугу считалось дурным тоном, чем-то сродни мелкому пакостничеству, с другой же лучше перебдеть.
– Я на ужин. А ты как доешь, доставай бумагу, чернила и начинай упражняться в чистописании. Приду – проверю.
Вагон-ресторан располагался ближе к концу состава, чтобы пассажирам из «мягких» вагонов было не так далеко идти. Самые дорогие места в поезде были в самом хвосте – чтобы состоятельным господам не мешала чадящая паровозная топка. Георгию же пришлось пройти почти полсостава. Вредный голосок на краю сознания заметил, что в кошельке осталось всего пятьдесят рублей, что пенсия штабс-капитана без полной выслуги лет, даже со всеми прибавками за ордена, весьма невелика и что в следующий раз пополнить бюджет получится не скоро.
«Посчитаем. Проезд в два конца вторым классом на двоих – двести шестьдесят рублей. Проживание в «Англетере» – пятнадцать рублей за три дня. Сто отдал Липницкому. Плюс по мелочи – на питание и извозчиков. Итого – почти четыреста рублей в уплату за полные портки неприятностей».
Лет пятнадцать назад собственная контора ямского извоза приносила его семье достаточную прибыль, причем все дела можно было вести дома. Но уже тогда железную дорогу решено было пустить мимо Томска, и с этим промыслом пришлось распрощаться, а оставшиеся склады прибыль приносили скромную. Тогда Игорь Летичев и принял решение раскрыться. Одними предсказаниями, однако, особо не заработаешь – редко подворачивается подходящий случай. Трат в ближайшие годы предстоит немало, и нужно изыскать иной источник дохода, а прямо сейчас просто не до разносолов.
– На полтора рубля? – спросил маг у подковылявшего официанта.
У того под заискивающей улыбкой мелькнуло презрение – опознал небогатого пассажира.
– Суп жульен, салат огурцовый.
– Сойдет. Вода?
– «Нарзан» да «Ессентуки».
Он даже не попытался предложить более дорогие заграничные «Эвиан» и «Сан Пеллегрино».
– Ессентуки давай.
«Они на пять копеек дешевле».
Официант отошел, но вернулся почти сразу же – питие по новомодным веяниям французской ресторации полагалось подавать первым. Георгий взял бутылку и задумчиво посмотрел сквозь нее на свет. Потом оглянулся – в вагоне людей еще почти не было, четверть шестого для ужина рановато. Тогда он сотворил магию – примитивнейшую, даже не заклинание, а базисное действие слияния.
Теперь откупорить бутылку мог только кто-то с поистине богатырской силой.
В Апостолах в принципе было мало приятного. Силой и ловкостью они превосходили людей на порядок, ибо концепция «человек» умирала в них почти сразу же. Они не чувствовали боли и обладали неуязвимостью к большинству ядов, их почти невозможно было свести с ума больше, чем они сходили сами за века своей не-жизни. Их застывшие во времени тела сами собой восстанавливались из любого состояния – простреленные, разрубленные, сожженные.
И было бы все неплохо, и многие маги бы отдали левый глаз в обмен на становление Апостолом, но сама земля содрогалась от омерзения, когда эти твари ступали по ней, и била в ответ. Не живые и не мертвые, они все же истлевали со временем, и чем дольше существовали, тем быстрее шел распад их тел и душ. Каковой утолить могла только плоть, кровь и души. Только человеческие, ибо лишенный возможности пожирать людей, и перешедший на диету из животных, Апостол довольно быстро сам терял свой облик и разум, теперь уже окончательно.