- «Ежегодный вестник 1906», - прочел Георгий название на тонком журнале. – В Праге до сих пор одержимы идеей держать под колпаком все, что восточнее Сены и западнее Днепра.
Он без интереса пролистнул несколько страниц. Содержание их напоминало обычную газету, только без рекламных полос, и посвящены они были различным событиям 1906-го года, случившимся в Европе – разумеется, в тех аспектах, что были интересны Посвященным. Некрологи, известия о заключенных браках, движения в промышленности и правящих кругах, даже какое-то подобие светской хроники. Практической пользы от этого сборника сплетен было немного. Но в Австро-Венгрии, Польше, Литве и прочих подобных краях, где потрясения ушедшего столетия привели к серьезному смещению баланса сил и появлению множества новых Посвященных, он наверняка пользовался спросом.
– Нет, таким не интересуюсь, - Георгий вернул журнал Липницкому. – Вот было бы что-то подобное про наши реалии.
- А я и собираюсь издавать! – пожилой маг гордо выпятил грудь. – За сей год уже подготовил материал.
- В таком случае, успехов вам. Оформлю подписку обязательно. В моей провинции бывает скучновато без столичных новостей, - он осмотрел остальные тома в стопке. – Но это все не то. Я пришел к вам, потому что предвидел, что найду здесь нечто… необычное.
– Ах, вот вы что имеет ввиду… надо было догадаться, с вашей-то специальностью, – Липницкий углубился обратно в стеллажи и вынырнул оттуда через минуту с потрепанной рукописью. – Лежит у меня уже пять полных лет. Много кому предлагал, но все только кривятся.
– «Исследование равновесного противодействия», – прочел Георгий заголовок. – Ну, тогда не удивительно, что спроса нет. У большинства магов хватает ума не тревожить глобальные силы.
Он пролистнул несколько страниц.
– Минуточку, какой это язык?
– Исландский, причем довольно старинная форма.
– А название на русском.
– Переплетать самому пришлось. Понимаете, это оригинальный манускрипт. Я его получил… окольными путями. Полагаю, автора уже давно нет в живых.
– Если он действительно экспериментировал с Противосилой – не удивительно. Кстати, как его звали?
– Не знаю, увы. Никаких сведений найти не удалось.
– Вообще никаких? – Георгий с сомнением покачал головой, перевернул еще несколько страниц, и вопросительно взглянул на Липницкого. – Вы позволите?
– Только без всяких молний, пожалуйста, здесь же бумага кругом.
– Не волнуйтесь. Моя магия внешне не заметна.
Георгий коснулся пальцами страниц и приготовился терпеть боль. Та не заставила себя ждать. Зародившись напротив сердца, она в мгновение ока тысячами раскаленных терний оплела тело мага и принялась терзать – безжалостно, методично, в такт мысленно произносимым словам заклинания.
«К свету из тьмы протянись ручейком.
Мудрости алчу превыше всего,
Жажду узнать, что скрываешь в себе.
Гласом своим просвяти вопрошателя».
Чары растравленной гончей скользнули в небытие, по незримому следу, оставленному рукописью в ткани мира. Они искали все, что было связано с этой книгой, и находили эхо тех, кто прикасался к ней прежде, и след пути, которым она попала в Россию, но Георгий, тихо шипя от боли, отбрасывал ненужные сведения. Ему нужно было хоть что-нибудь об авторе – имя, лицо, голос, хоть самый тусклый отсвет души – но небытие не сохранило даже такой малости.
– Да что же за чертовщина-то… – прошипел он, и для верности повторил заклинание.
Еще полминуты мучительной боли не принесли никакого результата, и маг изо всех сил старался не выдать недоумения. Это было полным нонсенсом. Узнать что-то о человеке по принадлежащему ему предмету вообще было несложным делом. Особенно имея целый манускрипт, написанный собственной рукой, в который вкладывалась душа. Особенно с теми возможностями, которые были в распоряжении мага его профиля. Но заклинания приносили лишь пустоту, будто все, связанное с автором книги, было кем-то вырезано из самого Космоса.
– Занятно, – пробормотал он. – Так сколько вы хотите за эту нечитаемую стопку бумаги?
– Сущую мелочь, господин Летичев. Сто двадцать рублей.
– Сто двадцать? – Георгий приподнял бровь. – Петр Аркадьевич, вы меня не боитесь, так Бога побойтесь! Сто двадцать рублей! Да я на перевод вдвое больше потом потрачу!
– Жадничаете, господин Летичев! Я-то вижу, что вы заинтересовались! Вы за сто двадцать не купите – другие купят!
– А сами-то жалуетесь, что такой труд – и уже сколько лет лежит, никому не интересный. Восемьдесят рублей – полновесными золотыми червонцами! От сердца отрываю.