Чёрным на чёрном — силуэт самого близкого, самого дорогого мне человека. Моя попытка броситься к нему, и снова неудачная. Воздух раскалённым тараном в лёгкие — не подойти, не коснуться. И страх, что это навсегда. Волной неотвратимого штормового прибоя — шум по верхним рядам. Где один за другим вскакивают люди. Разинутый тёмным провалом рот повелителя.
— Что ж! Значит, тебя постигнет та же участь. Именем Святой Тедериель! Ты, Дорнан Морриган, приговариваешься к смерти. Приговор будет приведен в исполнение немедленно…
Десятки шаров в воздух одновременно — к нему, в него, целят прямо в грудь, и огненные цветки сбитого пепла падают на землю по траектории их движения…
Дорн вскидывает правую руку.
Шары замирают прямо в полёте настороженными шершнями. Обращаются в сгустки пепла сами и осыпаются вниз, с шипением прожигают камень в месте падения до глубоких ям.
Как это?! Неужели… он научился, научился направлять свою магию! Сделал огромный шаг вперёд в овладении силой. И кажется, я приложила к этому руку.
Но судя по всему, по-прежнему не может контролировать её до конца. Ещё немного, и достаточно будет просто стоять рядом и дышать с ним одним воздухом, чтобы свариться вкрутую. Тыльная сторона моих ладоней покраснела, как после солнечного ожога. Обручальное кольцо раскаляется и начинает жечь палец. Но я боюсь его потерять в суматохе, поэтому решаю терпеть и не снимать, сколько смогу.
Пока новые ряды стражей выдвигаются вперёд из-за спин отстрелявших, я поворачиваюсь к Флавии.
Смотрю в её аквамариновые глаза — чуть раскосые, кошачьи, непроницаемые. Говорю одними губами. Но знаю, что та услышит.
Она всегда меня слышала, даже через расстояния, даже из другого мира.
«Помоги! Ты столько раз мне помогала. Ты добрая, я знаю! Даже если притворяешься, что это не так. Помоги! В последний раз. И я никогда ничего больше у тебя не попрошу. Ради спасения собственного мира, помоги! Отдай моего брата. И моего Хранителя отдай тоже».
Та прикрывает на миг веки, обрамлённые пышными загнутыми ресницами.
А потом разжимает руки. Кошка моментально исчезает с её колен, истаивает прямо в воздухе и материализуется уже на коленях Олава. Вот же ленивая! Могла просто перескочить.
Флавия бросает пару слов моему брату. Улыбается уголками губ — такой, немного печальной улыбкой.
Тот молчит… а потом протягивает ей руку и пожимает протянутую в ответ узкую ладонь.
Разрушения наверху. Дикие крики. Кажется, начала осыпаться арена, с самых верхних рядов. Кого-то придавило. Я бросаю кошке отчаянный призыв. Она отвечает.
Вместе с моим братом, они исчезают в этот раз оба. Нет — втроём. Потому что испуганно дрожащие золотистые усы перемещаются тоже. Ко мне. Через всю арену.
Олав порывисто обнимает меня, я отпихиваю его и нервно бросаю, что всё потом. Он понимающе кивает и просто становится рядом, крепко берёт мою руку. Я подчиняюсь. Это обыденное движение, которое говорит, что старший брат теперь и в самом деле со мной, хоть немного успокаивает и позволяет не тронуться умом при виде творящегося безумия.
— Давай… миленький, теперь ты, давай… — шепчу пересохшими, потрескавшимися до крови губами. Брат смотрит на меня удивлённо, наверное думает, что и правда тронулась. А мне бы закрыть глаза и сосредоточиться — но всё, теперь я на это не способна. Пепел и жар разъедают глаза, но я смотрю на мужа. Смотрю, смотрю, как будто эта последняя связь хоть что-то значит, как будто так я смогу помочь. Пусть чувствует мой взгляд, пусть знает, что не один.
Тот, кого я прошу, всё равно выполняет мою просьбу. Даже без магического призыва.
Из-под земли вырываются корни Замка пепельной розы. Начинают стремительно плести вокруг меня и брата защитный кокон. Шипастые плети укладываются спиралями, вьются и тянутся вверх.
А вокруг творится смертный ужас.
— Ты не учёл одну вещь. — Отвечает, наконец, Дорн. Прямо в ошеломлённое лицо элара, который трясущимися губами отдаёт какие-то суетливые бестолковые приказы страже. — Что ваша «Святая Тедериель» — и мой предок тоже.
Да, всё верно. Именно она передала ему, своему потомку ту самую драгоценную магию пепла, которую они потеряли. Поэтому происходящее сейчас напоминает месть их святой — за то, что так далеко ушли от заветов предков. За то, что из миролюбивого народа философов и строителей, которых она защищала ценой собственной свободы, превратились в озлобленное племя варваров и убийц.
Как иронично время. Как переворачивает всё с ног на голову. Захватчики и эллери там, наверху, давным-давно породнились и соединили кровь. Пока они тут плавали в ядовитом океане кислоты своей ненависти, которая разъедала их и превратила в конце концов в полное подобие своего врага.