И честно говоря… меня вообще никогда так не рассматривали. Что он видит? Я ему нравлюсь? Не нравлюсь? Если не нравлюсь, почему не уходит? Если нравлюсь, почему так странно себя ведёт? Я уже видела яркий образчик поведения влюблённого мужчины на примере собственного брата. И каменная холодность герцога меньше всего была на это похожа.
А впрочем… что я знаю о влюблённых мужчинах? До сих пор мне попадались только влюблённые в деньги и связи моего отца.
Я машинально погладила лепестки кремовых роз в высокой напольной вазе, чтобы заполнить паузу и собраться с мыслями.
— Ну… я пойду? — спросила тихо.
— Я вас не держу.
Ага. Но и не уходите тоже.
Мне становится жарко. И я не знаю, откуда взять силы, чтобы оторвать себя от пола и наконец-то уйти. Мучительно хочется продлить этот странный разговор, который всё не складывается, будто в механизме отсутствуют какие-то нужные детали, и мы с Морриганом никак не можем «совпасть». Я совершенно точно не понимаю чего-то важного.
Герцог беззвучно вздыхает. Я вижу, как поднимается и опускается широкая грудь под серой тканью. И в его взгляде… появляется что-то вроде сожаления.
— Спокойной ночи, Элис. Добрых вам снов.
Он просто отворачивается и уходит, растворяется в ночной тени. Наше мгновение завершилось, так и не начавшись.
И тут я вспоминаю. Волшебное слово. Выкрикиваю его в темноту.
— Тедервин!
Сердце бьётся гулко и часто. Сейчас он или посмотрит на меня, как на умалишённую… или узнает слово, которое произнесла пепельная кошка. Ведь неужели же совпадение, что она явилась именно сегодня — когда в мою жизнь ворвался как вихрь этот странный человек?
Быстрые шаги герцога. Его лицо снова выступило из темноты. Черты лица обозначились резче, взгляд пристальный, тяжёлый… испытующий.
— Что вы хотите этим сказать?
— Что это? Что такое «Тедервин»? Или кто?
Жёсткость во взгляде Морригана тает, он чуть приподнимает подбородок и смотрит на меня свысока:
— И где же вы услышали это слово, Элис, что даже не знаете его значения?
Я пытаюсь, но… О кошке и ему сказать не выходит. Но хотя бы слово получилось вымолвить — вот странно! Ни Бертильде, ни маме и этого не могла. Вывод напрашивается сам собой. Знает! Он совершенно точно знает, что такое Тедервин.
Так и не дождавшись моего ответа, Дорнан продолжает:
— Что ж… полагаю, в доме главы Тайного сыска странно даже задавать вопросы о том, откуда взялась та или иная информация.
— Так вы мне скажете? — воодушевляюсь я.
— Раз уж вы узнали это, остальное выясните и сами, без моего участия. Так что позвольте откланяться. Терпеть не могу, когда суют нос в мои дела. — И он снова самым возмутительным образом отворачивается, оставляя меня одну со всеми моими страхами и вопросами… оставляя меня одну. Но на излёте движения вдруг замирает на мгновение и бросает взгляд через плечо. Тёмный, прижигающий. — Здесь холодно. Возвращайтесь скорее в постель, Элис.
«Дорогой дневник. Сегодня со мной случилось кое-что странное.
Кажется, теперь я знаю, что такое бабочки в животе».
На следующее утро я не выдерживаю — и как преступник на место преступления возвращаюсь в тот самый коридор. Хочется поймать отголоски эмоций, которые не давали мне спать всю ночь.
Ещё на подходе слышу ругань. Две служанки выясняют, кто виноват в каком-то недогляде, и кому прибираться.
Когда подхожу ближе, вижу, что кремовые розы в напольной вазе обратились в чёрный пепел и осыпались на ковёр.
Споры прекратила подошедшая Тилль. Как старшая служанка, она пригрозила девушкам наказанием, если продолжат при хозяйке вести себя неподобающе. Отправила за вениками, и они поскорее скрылись с глаз. Сама Тилль, конечно же, правилами этикета при хозяевах себя не сильно утруждала. У неё была совсем другая работа, а эта — только для прикрытия. Поэтому она могла и позволяла себе вольности.
Бертильда придвинулась ближе и шепнула заговорщически:
— Ну наконец-то эти балаболки ушли! Мне вам кое-что сказать надо, с глазу на глаз. Уж простите, юная госпожа… но я не удержалась. Вы так мило краснели вчера, что я поняла — дело серьёзно. Решила сама разузнать о вашем кавалере. До того, как он ранит ваше нежное сердечко.
— Тилль! Только не говори, что ты… — начала я угрожающим тоном.
В её голубых глазах появился странный блеск, полные губы сложились в улыбку.
— О да! Я к нему ходила. Предлагала потереть спинку. Герцог как раз принимал ванну.
Я отшатнулась.
Зачем я только связалась с этой Бертильдой! Какая же я идиотка. Не надо было вообще придумывать все эти проверки. Своими мозгами бы разбиралась. Никогда в жизни больше не доверю ей никаких секретов.