— Дорн, полно тебе! Мы же договорились. Я уверен, что никакой опасности…
— Тихо! Здесь люди.
Мужской голос. Незнакомый, властный, резкий. Хлещет по моим натянутым нервам, и я вздрагиваю.
Брат смеётся, слегка сконфуженно.
— Ох, вечно забываю… наши слуги умеют оставаться невидимыми. И глухими! Так что не волнуйся и…
— Я не о них.
Роняю руки, распрямляю плечи. И вроде ничего ведь не сделала — а почему-то чувствую себя преступником, которого застигли на месте преступления.
Олав наконец-то замечает меня, и на его лице появляется открытая улыбка — но я не тороплюсь на неё отвечать. Мой взгляд упрямо пытается выхватить из темноты очертания того, другого, который заставляет меня почему-то тревожиться.
— Надо же, нас встречают! Дорн, познакомься. Это моя любимая младшая сестрёнка, Элис. Я тебе о ней рассказывал.
Опоздавший гость делает шаг. Пресекает, наконец, разделяющую нас черту. Мой брат — немаленького роста, но этот незнакомец выше. Я вся теряюсь в его тени.
Вспоминаю, наконец, правила приличия — отмираю и делаю учтивый книксен.
А когда выпрямляюсь, натыкаюсь на холодный взгляд тёмно-серых, как хмурое осеннее небо, глаз. В сумерках они кажутся почти чёрными.
Я ведь должна что-то сказать? Слова вдруг как-то все потерялись. Но и он — этот красивый темноволосый мужчина в чёрном дорожном плаще, с таким равнодушным, предельно отстранённым лицом — тоже не кажется настроенным на светские беседы.
Гость слегка слонил голову в знак того, что ему приятно познакомиться. Но я знала, что ему не «приятно».
Ему вообще никак.
Моё присутствие — лишь досадная помеха каким-то важным разговорам.
Вот так я впервые его увидела.
Дорнан Морриган…
Блистательный герцог, красавец-мужчина, гроза девичьих сердец.
Моя первая, моя единственная любовь.
Человек, который растоптал моё сердце, даже не заметив.
Мой будущий муж.
Глава 3
По длинной аллее к дому мы шли втроём. Я — справа от Олава, подальше от чужого мужчины, как и положено по этикету. Они же, очевидно хорошо знакомые, вели ничего не значащую светскую беседу. Ну, то, что можно было без зазрения совести обсуждать при посторонних, судя по всему. Погода, природа и всё такое. Говорил в основном брат. Гость больше молчал. Я едва поспевала за их широкими шагами и помалкивала. Хотя нестерпимо жгло любопытство — зачем к отцу приехал этот герцог, и главное — какой такой опасности ожидает в нашем доме.
Осенью темнеет быстро, стремительно, и уже на середине аллеи нас окутали плотные сумерки, в которых моё тонкое бальное платье выделялось призрачным пятном.
Морриган вдруг остановился на середине шага.
— Пока ты болтаешь, твоя сестра замёрзнет насмерть.
— Эм-м… — Олав сбился с мысли и бросил на меня удивлённый взгляд. — Элис, тебе что, холодно?
В этом весь мой брат. В лепёшку расшибётся ради близкого человека, но иногда не замечает самых очевидных вещей. У него было… непростое детство. Я у родителей поздняя, и они не любят распространяться о том, что случилось до моего рождения, но я знаю, что из-за коварства древней магии моя мать попала в ловушку в подземельях одного из Замков роз, будучи беременной. Так что первые десять лет жизни моего брата они провели вдвоём в очень опасном подземном мире, где совсем не было других людей. Олав из-за этого вырос очень крепким, и холод на него практически не действует. Он его просто не замечает. Вот и сейчас идёт в одном тонком светло-голубом сюртуке, наверное из летней ткани вообще — и хоть бы хны. Так что ему трудно понять, как это, когда замерзаешь до мозга костей на «каком-то освежающем», а на самом деле ужасно холодом ветру.
Но вот выставлять брата в невыгодном свете при чужих как-то не хочется. Так что улыбаюсь Олаву невозмутимо, и стараюсь, чтобы зубы при этом не стучали:
— Что ты, я совсем не замёрзла! Глупости какие. Да и до дома совсем…
— Вот, возьми. Отдай ей.
Я осекаюсь и, не веря своим глазам, смотрю, как длинные аристократические пальцы расстёгивают металлическую фибулу плаща. Как Морриган одним небрежным движением перекидывает его в руки моему брату. И конечно, герцог не стал бы надевать его на меня сам, потому что грубейшее нарушение приличий — прикасаться вот так к незамужней девушке.
Но ещё более грубое — делиться с нею своей одеждой.
Правда, брат как всегда «плавает» в тонкостях этикета. И судя по всему, ничего предосудительного в таком поступке не видит. Потому что благодарит и накидывает этот плащ на меня, тут же невозмутимо продолжая прерванную беседу, как будто ничего не случилось. Идёт по аллее дальше.