— В жизни вообще все непросто, муж мой. Так уж мир устроен.
— Или миры.
— Ты очень странный, муж мой. Ты появился здесь на колеснице Старых Богов, в необычной одежде, говоришь на непонятном языке. И все же ты мужчина. Может, ты еще и бог?
Джин оглядел роскошное тело Вайи.
— Нет. Просто лучший фехтовальщик в замке Опасном. И, могу добавить, самый большой счастливчик в некоторых мирах.
Она протянула руки:
— Иди ко мне, мой муж и любовник.
— О-о-о...
Остров
Из их жилища, притулившегося за растущими на возвышении пальмами, открывался великолепный вид на море. На одной стороне дома они устроили затененную веранду, и Шейла часами просиживала на ней, плетя корзины, циновки и другую домашнюю утварь. Ей нравилось смотреть, как волны разбиваются о скалы и как в небе кружат огромные птицы. Отчасти они походили на морских чаек, только размером с орлов. Захватывающее и жутковатое это было зрелище: наблюдать, как они свисают в воздухе, пикируют и выхватывают из воды бьющуюся рыбину, сжимая ее серебристыми когтями.
Погода стояла прекрасная, лишь ночью иногда шел дождь, очень мягко, успокаивающе барабаня по листьям на крыше. Трент предположил, что скоро настанет сезон дождей, муссонов, как это обычно бывает в тропических широтах. Но все-таки этот мир был ему не знаком. Может статься, здесь круглый год стоит ясная погода. Шейле этого очень хотелось бы.
Закончив строить дом, Трент проводил дни за сооружением плота. На это имелась причина.
Через две недели после их появления на острове вулкан задымился. Целую неделю он выбрасывал струйки пара, затем из него пошел столб дыма, иногда окаймленный шлейфом пепла. Время от времени из кратера вылетали валуны размером с автомобиль. Шейла смотрела, как они шлепаются в море. Пока что непосредственной опасности для острова не было, но жить в такой близости от вулкана стало неуютно. Трент считал, что присутствие птиц означает — где-то поблизости есть материк или большой остров, куда им неплохо бы попасть, чтобы чувствовать себя в безопасности.
Поэтому каждый день Трент шел к лагуне — «на верфь», как он выражался — и работал над строительством плота. Шейла же в основном проводила время за плетением веревок. Они требовались в большом количестве, чтобы скрепить тяжелые бревна плота Трент сказал, что, будь у них побольше времени, он построил бы каноэ с выносными уключинами. Но и на плоту можно отправляться в открытое море, он в этом уверен. В идеале подошел бы четырехугольный парус, если бы для него имелась ткань. А так придется уповать на Бога (а Тренту — на богов) и надеяться на попутное течение.
Но принц не оставлял мысли о парусе.
— Было бы стремление, будет и правительственный грант. Ты сегодня порыбачь, а я отправлюсь в горы, попробую что-нибудь раздобыть.
— Накопаю моллюсков и сварю похлебку, — решила Шейла. — А ты сходи поищи свой грант.
— Я знал, что ты — демократка.
В свободное от плетения веревок время Шейла упорно работала над магией, равно как и Трент, когда не занимался строительством плота. Они называли это «исследованиями и внедрениями», и хотя с того раза, как Трент на пробу подвесил в воздухе кокос, существенного сдвига не произошло, Шейла чувствовала, что магия допустима. Существовало какое-то препятствие, обойти которое ей пока не удавалось. Требовалось время.
К сожалению, вулкан неуклонно разгорался, и дымовой столб почернел и сгустился. Времени явно уже не оставалось. Трент считал извержение неминуемым. Вопрос только в том, когда и как оно произойдет.
Главным достижением «отдела исследований и внедрений» пока что был огонь. На острове не нашлось ни кремня, ни огнива, но с помощью примитивных заклинаний удавалось извлечь искру, потерев друг о друга два обычных камня. Появилось изысканное лакомство — рыба гриль, а вот от ящериц Шейла упорно отказывалась, хотя Трент и уверял ее, что они на вкус ничем не отличаются от курицы. Заставить себя есть нечто зеленое и похожее на уменьшенного динозавра она не могла.
Но и морепродукты ей уже порядком поднадоели. Может, со временем, когда безумно захочется мяса...
Жизнь их напоминала идиллию; каждое утро они плескались в прибрежных волнах, а по вечерам плавали в тихой лагуне. Потом каждую ночь занимались любовью на берегу, а после этого лежали на песке под покрывалом сияющих звезд и туманной дымки.
Однажды Шейла спросила Трента, что он видит на небе.
— Галактики, — ответил тот. — Похоже, что эта планета находится в гуще галактических скоплений.
— А почему их нельзя разглядеть с Земли?
— Можно, только нужен бинокль или телескоп.
— Они такие красивые.
— Да. Как и ты, моя дорогая.
— Спасибо. Но без бинокля этого не разглядеть.
— Ты все время отвергаешь мои комплименты. Разве тебе не известно, что ты — красивая женщина?
— Думаю, нет. Хотя приятно это слышать. Прости, Трент. Боюсь, что я не в состоянии принять комплимент даже от тебя.
— Печально.
— Ну вот, теперь я себя совсем отвратительно чувствую.
— Прости. — Он поцеловал ее. — Надеюсь, тебе полегчало.
— Да. Ты не представляешь себе насколько. После моего замужества...
— Расскажи мне о нем. О своем муже.
— Это был негодяй. О боже, какой негодяй!
— Он бил тебя?
— Нет. Иначе я его бы отравила, как крысу. Нет, просто он меня достал, пил как сапожник и все наши деньги растранжирил. Поэтому я велела ему убираться, а он встал на дыбы. В конце концов я собрала его шмотки и запихнула в машину, чтобы до него дошло. Но когда судебный исполнитель принес ему бумагу, знаешь, что он сделал? Взломал дом и перевернул его вверх дном, предварительно вынеся видик и магнитофон, ну и другое барахло. Всю мебель поломал и окна разбил. Всего ущерба на десять тысяч долларов.
— И ты не засадила подлеца в тюрьму?
— Нет. Что бы это мне дало? Мой адвокат предъявил ему иск в нанесении ущерба, но мне не досталось ни цента. А я теперь выплачиваю кредит за дом из моей зарплаты.
— От той части человечества, к которой я принадлежу, разреши принести мои самые искренние и глубочайшие извинения.
— Не надо извиняться. Та часть человека, которая принадлежит твоей половине человечества, меня вполне устраивает. Даже когда ты не пускаешь ее в ход.
— А, вот ты о чем.
— Я люблю тебя, Трент.
— А я тебя, любимая.
— Ты вот так иногда говоришь, на этом языке. Он такой красивый. И я даже иногда кое-что понимаю.
— Разумеется. Это древний хапланский язык. В замке ты его все время слышишь — слуги говорят на нем. Великолепный язык для описания романтических чувств.
— Очень даже. Скажи еще что-нибудь.
— Давай лучше поговорим на другом языке. Она глубоко вздохнула.
Проходили дни, и вулкан извергал все больше пепла, покрывающего тонкой пленкой пыли пальмы, траву и скалы.
Они ускорили строительство плота. После полутора дней напряженной работы он все еще не был завершен, но Трент решил, что они отплывут в любом случае с утренним приливом.
— Не такой он большой, как мне хотелось бы, да и парус не выдержит сильного ветра, но...
— Замечательное судно. Как ты ухитрился соорудить его одними каменными инструментами?
Из-под рук Трента вышло нечто среднее между плотом и катамараном. Судно состояло из палубы, сработанной из тонких длинных бревен, скрепленных с парой более крупных стволов деревьев, сходящихся клином и формирующих двойной «корпус». Эта древесина была легче, чем бальза, но крепче. Получились идеальные понтоны, и с помощью примитивного каменного топора Трент заострил их носы таким образом, чтобы они могли рассекать воду. Парус представлял собой чудо изобретательности — полотно из тонких плетеных циновок, покрытых древесным каучуком, напоминавшим резину. Правда, он получился маленьким и несоразмерно тяжелым, но вполне подходил для своих целей. Трент решил опробовать свое изобретение поздно вечером. К его удивлению, доморощенная оснастка выдержала, и парус смог поймать ветер.
— Трент, думаешь, мы доберемся на этой штуке?
— Не знаю. Это зависит от того, сколько нам придется пройти. А что касается направления и курса, остается только догадываться. У меня не было времени для основательных наблюдений, но тебе не кажется, что птицы летают главным образом в восточном направлении?