— Господин, вы так говорите, будто хорошо со мной знакомы. Откуда вам знать, что за ситуации разбудят мою память?
Всё-таки теплится во мне слабая надежда хоть какую-то информацию из него выудить.
В огненном взгляде вспыхивает такое, что мне приходится облизнуть пересохшие губы. И я тысячу раз жалею, что спросила.
— Первое. Меня зовут Орвик. Хотя господин мне тоже о-о-очень нравится. Называй меня так почаще, моя сладкая.
Я вспыхиваю и всей кожей чувствую, как начинаю краснеть.
— Второе. Мы с тобой три дня и две ночи не разлучались почти ни на минуту. Так что поверь мне, у меня огромный выбор ситуаций, которые тебе можно напомнить. Просто руки чешутся начать.
Упоминание о «ночах» заставляет меня покрыться мурашками сразу во всех местах. Но он же не может иметь в виду?… Или может?!
— И третье. Я тебя знаю не просто хорошо. А до кончиков пальцев на ногах тебя знаю, до самого глубокого, того что под маской, что ты привыкла прятать ото всех. Был один-единственный момент, когда ошибся в тебе и не сразу понял свою ошибку. И за это себя никогда в жизни не прощу. Но теперь-то ты здесь. Судьба мне дала второй шанс, и в этот раз я его не упускать не намерен. Спрашиваешь, откуда я тебя знаю? А всё очень просто. Ты — моя невеста.
Я застываю, как дерево, в которое молнией шандарахнуло. Вот примерно то же ощущение, наверное. Когда огненной волной с ног до головы, и не пошевелиться, и всё тело пожирает жадное пламя.
Меня охватывает бессознательный протест.
— Ну, знаете ли… Это уж слишком. Вы там это… головой не стукнулись по дороге домой?!
Подныриваю под его руку, хватаюсь за дверную ручку и изо всех сил дёргаю.
Нет, надо срочно убегать из этой палаты сумасшедшего. На что только готовы некоторые, чтобы девушку в постель затащить! Смеяться над больной, которая память потеряла — это вообще бесчеловечно!
Посмеиваясь надо мной, этот… как его… Орвик… ох, а имя такое же красивое, как он сам… наконец, прекращает держать дверь.
— Так и быть, иди пока, отдохни от новостей. Скоро начнём первый сеанс восстановления твоей памяти.
— Даже не думайте ко мне приближаться!.. — задыхаюсь я.
— Или может, сейчас и приступим? Что зря время терять? — мурлычет хозяин и подцепляет пальцами кончик моей туго заплетённой косы. Сердито дёргаю плечом, чтоб прекратить это безобразие.
— Оставьте меня в покое! И вообще, у меня много работы.
— Надо же — а тебе идёт эта форма, ни за что бы не подумал, — продолжает он тем самым возмутительно-вкрадчивым тоном, от которого мне становится совсем жарко. — Но всё равно это никуда не годится. Ты — и форма служанки… придётся снять.
У меня, наконец, получается покорить упрямую ручку и приоткрыть дверь.
— Если вы ещё хотя бы шаг сделаете в мою сторону, я… я… нажалуюсь вашей маме! — заявляю куда уверенней, чем чувствую себя на самом деле.
Здоровенный «мальчик» за моей спиной снова смеётся.
— Ну ничего себе! Я ей помощь предлагаю, память вернуть хочу, а она сопротивляется.
— Знаю я вашу «помощь»… — выпаливаю торопливо и прошмыгиваю в коридор.
Ноги отказываются убегать, но я их заставляю. В коридоре после жаркого, просто раскалённого воздуха спальни — безумно холодно.
— Эй, малышка!
Ничего не могу с собой поделать, останавливаюсь. Бросаю взгляд через плечо, готовая тут же снова пуститься в бегство.
Созерцание графского сына, опирающегося обеими руками о дверной проём, бьёт прямо в сердце. Нет, о таком предупреждать надо. Почему никто не сказал? Я бы взяла на сегодня отгул, спряталась под одеялом и просидела там весь день.
— Я абсолютно серьёзно. Никаких шуток. Ты — моя невеста. Мы со всем справимся. Не бойся ничего. Я помогу вспомнить.
— У вас… полотенце сейчас упадёт, — пробормотала я и поскорей помчалась дальше, опасаясь схватить сердечный приступ.
Серьёзно он. Как же.
Кто вообще в таком виде говорит «серьёзно»?!
Правильно, никто. И придумал ведь тоже! Интересно, на всех девушках срабатывает?
Ох, чувствую, придётся мне серьёзно повоевать за свою честь со слишком языкатым и нахальным наследником Замка стальной розы.
Никогда бы не подумала, что у такой приличной леди, как леди Эмма, такой сын-разгильдяй.
4.2
Долгий день наконец-то заканчивался, остальные девочки потихоньку подтягивались в нашу спальню. Мы жили в ней вчетвером.
На правах больной и «гостьи», леди Эмма пыталась оставить меня в той самой спальне, где я очнулась, но я встала насмерть. Ничем не заслужила, чтоб меня так выделяли, тем более хотелось побыстрее освоиться. Так что в конце концов сердобольная леди уступила, и мне дали кровать в общей комнате служанок.