Он плотно прикрыл дверь за нами. Пара быстрых движений – и заморозил её внушительным куском льда. Ну да, чем не замок?
А потом повернулся ко мне.
- Здесь и правда никого. Котёнок, ты скажешь, наконец, как тебе удалось?
Его подозрительный взгляд на моём лице. Догадывается, что здесь какая-то тайна, которую я по каким-то непонятным причинам не хочу ему рассказать. И злится из-за этого.
Я приготовилась стоять насмерть, но не признаваться ни в коем случае.
А что я скажу? Знаешь, милый, но вообще-то у меня есть жених, а сюда я тебя привела под предлогом, что ты заделаешь мне прямо сейчас магического ребёночка? Которого тебе, правда, не отдадут и о котором ты даже не узнаешь. А я всего лишь использовала тебя как источник магического материала, исполняя приказ своего отца.
Да он меня, наверное, убьёт за такое.
Нет, вру. Он не похож на других мужчин, которых знаю. Убивать не станет, в отличие от того же Борга. Но больше никогда не посмотрит так, как раньше. Не назовёт своим «котёнком». Станет презирать. И это убьёт меня ещё вернее.
- Ты просил помочь. Я помогла. Не спрашивай больше ни о чём! Лучше поторопись и делай, что собирался. У нас не так мало времени, - ответила я нервно. Уклонилась от вопрощающего взгляда и сама пошла вперёд меж широких квадратных колонн, что поддерживали сводчатый низкий потолок. По обе руки от меня пыльные стеллажи хранили сокровищницу памяти нашего народа. Подробнейшие описания событий, которые случались с эллери с начала времён. Ну, или с того момента, как изобрели летописание.
И разумеется, одни из самых обширных шкафов были посвящены Великой войне, Изгнанию и векам скитаний и отверженности в новом мире.
Орвик не стал допытываться дальше, пошёл за мной тихо.
Я спиной чувствовала его напряжённый взгляд. Увитый морозным инеем взгляд.
- Мне нужен Эллерикон. Знаешь, где это хранится?
Я запнулась на миг, но снова выровняла шаг.
- Видела в детстве. На уроках. Сейчас подумаю…
Значит, Эллерикон. Книга о том, как выращивать живые Замки роз. О том, как они рождаются, растут и увядают. Об их магических свойствах, особенностях и способах приручения.
Конечно, я помню эту книгу! Мне показывали её в на занятиях по истории нашего народа. Видела в руках наставника. Мардухай держал её всегда так бережно, будто она могла рассыпаться от прикосновения. И никогда не давал посмотреть. Хотя мне очень хотелось. Ещё бы! Она была яркая, красивая.
Но почему-то я её сейчас нигде не находила. Что было странно, потому что Эллерикон бросался в глаза, пропустить было невозможно. Особенно среди груды свитков, которые в основном составляли летописную библиотеку. Не заметить массивную книгу, да ещё в инкрустированном драгоценными камнями кожаном переплёте я бы не смогла даже в полной темноте.
А тут ещё Орвик зажёг на ладони магическое пламя.
- Ты мне, конечно же, не скажешь, зачем она тебе нужна? – спросила я, не оборачиваясь, безо всякой, впрочем, надежды.
- Для твоей же безопасности, малыш. Я уже говорил, - устало ответил он.
Чем дольше длились поиски, тем сильнее я нервничала. Того и гляди Мардухай насторожится. Ведь он сказал, должен быть «магический выплеск», когда мы… когда меня… ну в общем, должен быть.
А его не будет.
Какое-то время это ещё можно будет списать на то, что мы увлеклись… ну, поцелуями и чем там ещё занимаются перед «тем самым». Но ведь не настолько же долго! Хотя…
Я покосилась на Орвика. Его сосредоточенное лицо с нахмуренными тёмными бровями. Красивые сильные руки с выпуклыми венами – он закатал по локоть рукава своей чёрной рубашки, когда помогал мне обыскивать полки.
Покраснела.
Надеюсь, не очень заметно в таком неверном свете.
Пришлось очень потрудиться, чтобы вернуть мысли в правильное русло и отвлечься от неправильного.
Особенно когда Орвик потянулся мимо меня к верхней полке, касаясь плечом.
На нижних этажах дворца, которые вгрызались глубоко в корни гор, мне всегда было холодно. Я и вовсе мерзлячка, а тут обычно выстывала до самых костей.
Но только не сегодня. Наедине с ним мне стало слишком жарко.
Двери заперты. Нам никто не помешает. Любые мои самые безумные поступки в эту ночь не повлекут никакого наказания. Кроме мук совести. А может – ну её, эту совесть?
Соблазн был слишком велик. Но я держалась. Всё ещё держалась на одном-единственном волоске.
Имя ему было – гордость.
Если бы он хотел взять меня с собой, уже бы попросил. Раз нет – значит, я не нужна ему там. Вот и всё. Горькая правда, и смирись уже с ней, дурочка Ши. И только глупое сердце никак не желает, и бьётся внутри раненой птицей, и кричит невыплаканными слезами. А тело разрывает неутолённым желанием, которому почти невозможно противиться.