Несколько успокоившись, К. повернулся к Барнабасу. От помощников он с удовольствием бы избавился, но не находил повода; впрочем, они мирно глядели в свое пиво.
— Письмо, — начал К., — я прочитал. Ты содержание знаешь?
— Нет, — сказал Барнабас, его взгляд, казалось, говорил больше, чем его слова.
Может быть, К. ошибался в нем так же, как в крестьянах, и он был не более добр, чем они — злы, но присутствие его действовало благотворно.
— О тебе в письме тоже говорится: ты должен будешь время от времени передавать мои сообщения управляющему и — обратно, поэтому я думал, что ты знаешь содержание.
— Мне, — сказал Барнабас, — было только поручено передать письмо, подождать, пока его прочтут, и, если тебе покажется, что это нужно, принести назад устный или письменный ответ.
— Хорошо, — сказал К., — писать тут нечего, передай господину управляющему — как, кстати, его зовут? Я не мог разобрать подпись.
— Кламм, — помог Барнабас.
— Стало быть, передай господину Кламму мою благодарность за то, что меня приняли, равно как и за его необычайное дружелюбие, которое я, как человек, здесь еще себя не проявивший, ценю по достоинству. Мои действия будут полностью соответствовать его планам. Особых пожеланий пока не имею.
Барнабас, слушавший с пристальным вниманием, попросил разрешения повторить задание. К. разрешил, и Барнабас повторил его слово в слово. Затем он встал, собираясь уходить.
Все это время К. изучал его лицо, теперь он вгляделся в него последний раз. Барнабас был примерно одного с К. роста, тем не менее казалось, что он смотрит на К. сверху вниз, но это был взгляд почти смиренный, невозможно было представить, чтобы этот человек хотел кого-то пристыдить. Он, правда, был всего лишь посыльный, не знавший содержания письма, которое ему дали отнести, но его взгляд, его улыбка, его походка сами уже казались посланием, даже если он об этом и не знал. И К. протянул ему руку, что того явно удивило, ибо он собирался только поклониться.
Когда Барнабас вышел (перед тем как открыть дверь, он еще на мгновение прислонился к ней плечом и окинул залу взглядом, не относившимся ни к кому в отдельности), К. сказал помощникам:
— Я сейчас возьму в комнате мои чертежи, и мы обсудим ближайшую работу.
Они хотели идти с ним.
— Останьтесь! — сказал К.
Они все-таки хотели идти. К. пришлось еще строже повторить приказ. В коридоре Барнабаса уже не было. Но ведь он же только что вышел. Однако и перед домом (по-прежнему шел снег) К. его тоже не увидел. Он крикнул:
— Барнабас!
Никакого ответа. Может, он еще в доме? Иной возможности, кажется, не было. Тем не менее К. изо всех сил прокричал в пустоту имя. Имя загрохотало в ночи. И издалека пришел-таки слабый ответ: так далеко, значит, был уже Барнабас. К. крикнул, чтобы тот вернулся, и сам пошел ему навстречу; место, где они встретились, из трактира уже нельзя было увидеть.
— Барнабас, — сказал К. и не смог удержать дрожи в голосе, — я хотел тебе еще что-то сказать. И потом, я подумал, ведь это очень плохо устроено, что я должен ждать только твоих случайных приходов, если мне что-нибудь понадобится из Замка. Если бы я тебя сейчас чудом не успел перехватить — как ты носишься, я думал, ты еще в доме, — кто знает, сколько бы мне пришлось ждать твоего следующего появления.
— Ты же можешь, — предложил Барнабас, — попросить управляющего, чтобы я приходил всегда в определенное, назначенное тобой время.
— И этого тоже недостаточно, — сказал К., — может быть, мне целый год ничего не понадобится передать, а как раз через четверть часа после твоего ухода — что-нибудь неотложное.
— Так что же, — не понял Барнабас, — доложить управляющему, что между ним и тобой должна быть установлена другая связь, не через меня?
— Нет-нет, — сказал К., — совсем нет, я упомянул об этом только так, между прочим, в этот раз я же тебя, к счастью, еще успел перехватить.
— Вернемся в трактир, — спросил Барнабас, — чтобы ты мог там дать мне новое задание?
И он уже сделал шаг по направлению к дому.
— Барнабас, — сказал К., — это не обязательно, я пройдусь немного с тобой.
— Почему ты не хочешь вернуться в трактир? — спросил Барнабас.
— Там люди, они мешают мне, — объяснил К., — ты сам видел, какие эти крестьяне настырные.