— Это чрезвычайно поражает меня. Это опрокидывает все мои расчеты. Мне остается только надеяться, что произошло недоразумение.
— К сожалению, нет, — сказал староста, — все обстоит именно так, как я сказал.
— Но как это может быть! — воскликнул К. — Я же не для того проделал это бесконечное путешествие, чтобы меня теперь отправили обратно!
— Это — другой вопрос, который я решать не уполномочен, но как это недоразумение могло произойти, я, конечно, могу вам объяснить. В таком большом аппарате, как графский, может когда-то случиться, что один отдел отдает одно распоряжение, а другой — другое; ни один не знает о другом, контроль вышестоящих органов, хотя он и предельно строгий, но в силу своей природы осуществляется с опозданием, и таким образом может все-таки возникнуть какая-то маленькая путаница. Правда, это всегда только самые ничтожнейшие мелочи, такие, например, как ваш случай. В серьезных вещах мне пока еще ни одной ошибки не известно, но и мелочи часто бывают достаточно неприятны. Что же касается вашего случая, то я не собираюсь делать из него служебной тайны, я для этого еще не настолько чиновник, я крестьянин, крестьянином и остаюсь, и прямо изложу вам весь ход событий. Много лет назад (я тогда только несколько месяцев как стал старостой) пришло предписание, — уж не помню из какого отдела, — в котором в свойственном этим господам категорическом тоне сообщалось, что должен быть приглашен землемер и что общине вменяется в обязанность подготовить все необходимые для его работы планы и чертежи. Это предписание, естественно, не может касаться вас, так как это было очень давно, и я бы и не вспомнил о нем, если бы не был сейчас болен и не имел достаточно времени, чтобы, лежа в кровати, размышлять о забавнейших вещах. Мицци, — сказал он, неожиданно перебив свой отчет, женщине, которая все время сновала по комнате, занимаясь чем-то непонятным, — поищи-ка, пожалуйста, в шкафу, может быть, ты найдешь предписание. Это ведь было в первые месяцы службы — пояснил он К., — я тогда еще все сохранял.
Женщина немедленно открыла шкаф; К. и староста наблюдали. Шкаф был до отказа набит бумагами. Когда его открыли, две большие связки документов — они были округлые, как вязанки дров, — выкатились наружу; женщина испуганно отскочила.
— Внизу оно должно быть, внизу, — сказал староста, руководя из кровати.
Женщина, загребая двумя руками охапки документов, начала послушно выбрасывать все из шкафа, чтобы добраться до бумаг внизу. Бумаги устилали уже полкомнаты.
— Много работы проделано, — сказал, кивая, староста, — и это только малая часть. Основную массу я держу в сарае, впрочем, большая часть уже пропала. Кто все это может сохранить! Но в сарае еще очень много. Ты сможешь найти предписание? — Он снова повернулся к своей жене. — Ты ищи бумагу, на которой подчеркнуто синим слово «землемер».
— Здесь слишком темно, — сказала женщина, — я возьму свечу.
И она по бумагам пошла из комнаты.
— Моя жена, — продолжал староста, — большая опора мне в этой тяжелой служебной работе, которую к тому же приходится выполнять только между делом. У меня, правда, есть для письменных работ еще один подручный — учитель, но справиться все равно невозможно, постоянно остается много несделанного; оно — там, в том ящике собрано, — и он указал на другой шкаф. — Особенно теперь, когда я болен, это совсем разрастается, — сказал он устало, но в то же время и гордо и снова улегся.
— Не могу ли я, — сказал К., когда женщина вернулась со свечой и, встав на колени перед ящиком, принялась искать предписание, — помочь вашей жене в поисках?
Староста, усмехаясь, покачал головой:
— Как я вам уже говорил, у меня нет от вас служебных тайн, но чтобы позволить вам самим рыться в документах — так далеко я все же не могу зайти.
В комнате теперь наступила тишина, слышно было только шуршание бумаги; староста, по-видимому, даже слегка задремал. Легкий стук в дверь заставил К. обернуться. Конечно, это были помощники. Они, однако, были уже немного обучены, не ввалились сразу в комнату, а сперва прошептали сквозь чуть приоткрытую дверь:
— Нам на улице слишком холодно.
— Кто это? — испуганно вскинулся староста.
— Это всего лишь мои помощники, — пояснил К., — не знаю, где мне их оставить ждать меня: на улице слишком холодно, а здесь они помешают.
— Мне они не помешают, — приветливо возразил староста, — вы им скажите, пусть заходят. Кроме того, я ведь их знаю. Старые знакомые.
— Но мне они мешают, — прямо сказал К.