— Он действительно вампир, папа? И правду ли он сказал, что был боярином пятьсот лет назад? Не хитрость ли это? Есть ли у него доказательства?
— Доказательства? — со злостью спросил старик. — А почему, собственно, он должен что-то доказывать? Не все ли ему равно, верим мы в это или нет? Он преследует свои цели и считает, что я могу быть ему полезен. «Союзник в борьбе с чужаками» — вот что он сказал.
— Не позволяй ему использовать себя!
— А почему бы и нет? Я охотно помогу ему в борьбе с немцами, захватившими его замок, не понимаю только, какая от меня польза. Именно поэтому я немцам ничего и не сказал.
Магда чувствовала, что не только немцам — он и ей что-то недоговаривал. А это было на него не похоже.
— Папа, это несерьезно!
— У нас один враг, у Моласара и у меня, разве не так?
— На данный момент — возможно. А потом?
Отец промолчал.
— И не забывай, он может оказать мне большую помощь в работе. Я должен все о нем знать. Должен поговорить с ним! Должен! — Он снова уставился на замок. — Теперь многое изменилось… столько всего нужно переосмыслить…
Магда попыталась уловить его настроение, но не смогла.
— Что тебя беспокоит, папа? Многие годы, рискуя быть осмеянным, ты утверждал, что нельзя сбрасывать со счетов легенды о вампирах. Теперь же, когда, казалось бы, ты отомщен, почему-то огорчаешься вместо того, чтобы радоваться.
— Неужели ты так ничего и не поняла? Это была просто тренировка ума. Мне нравилось играть с этой мыслью, использовать ее в качестве стимулятора не только для себя самого, но и для других сотрудников исторического факультета, чтобы расшевелить их закостеневшие мозги!
— Но не только это, верно? Не станешь же ты отрицать?
— Хорошо… Но я никогда не думал, что подобное создание существует. И уж конечно, что я когда-нибудь увижу его собственными глазами — столкнусь с ним лицом к лицу. — Голос профессора упал до шепота. — И я никогда не предполагал, что он может бояться…
Отец умолк. Он как будто замкнулся в себе, шаря рукой в нагрудном кармане пальто.
— Бояться чего, папа? Чего именно?
Но профессор молчал, не сводя глаз с замка, не вынимая руки из кармана.
— Он — абсолютное зло, Магда. Паразит с паранормальной силой, питающийся человеческой кровью. Зло во плоти. Осязаемое зло. А если это так, то где же тогда добро?
— О чем ты говоришь? — испуганно воскликнула Магда. — Это бессмыслица!
Старик вытащил руку из кармана и сунул ей что-то прямо под нос.
— Вот! Вот о чем я говорю!
В руке у него был серебряный крестик, позаимствованный ею у капитана. Что имеет в виду отец? Почему он выглядит так странно, почему глаза необычно блестят?
— Не понимаю.
— Моласар боится его!
— Что же в этом странного, папа? Согласно легендам, вампир и должен…
— Согласно легендам! Но это не легенда! Это действительность! И это напугало его! Эта штука чуть было не заставила его выскочить из комнаты! Крест!
Внезапно Магда поняла, что так взбудоражило отца.
— А! Сообразила наконец! — грустно улыбнулся старик.
Бедный папа! Провести всю ночь в мучительных раздумьях! Разум Магды сопротивлялся, отказываясь воздать должное услышанному.
— Но не можешь же ты считать…
— Надо смотреть фактам в лицо, Магда. — Он поднял крестик, и солнечные лучи заиграли на серебряной поверхности. — Это часть нашей веры, наших традиций: Христос не был мессией, мессия еще придет. Христос был простым смертным, его последователи — добропорядочными, но обманутыми людьми. И если это правда… — Крестик, казалось, гипнотизировал старика. — Если это правда… если Христос был всего лишь человеком… почему тогда крест — причина его смерти — так ужасает вампира? Почему?
— Папа, ты торопишься с выводами! Должно быть что-то еще!
— Я уверен, что есть. Но подумай сама: ведь мы знали, что вампир боится креста, из фольклора, из романов, из фильмов, снятых по мотивам преданий, но никогда не задумывались над этим. Вампир боится креста. Почему? Потому что крест — символ спасения человечества. Понимаешь, что это значит? Впервые мне это пришло в голову только нынешней ночью.
«Возможно ли такое?» — спрашивала себя Магда, пока отец размышлял.
Профессор снова заговорил, и голос его звучал печально и глухо:
— Если существо, подобное Моласару, с нескрываемым ужасом относится к символу христианской веры, то сам собой напрашивается вывод, что Христос был больше чем человеком, и, если это правда, все традиции нашего народа, вся его вера на протяжении двух тысячелетий были ложными. Мессия уже приходил на землю, а мы не сумели его распознать!