Выбрать главу

— Силен парень, — сказал Курт, старший повар.

— Молодец! — сказала Анна.

— Бежать тебя надобно, сынок, — сказала бабка Хильда, посудомойка.

Зачем бежать, думаю. Ерунда какая, подрались мужики из-за бабы. Ладно, пусть будет «кавалеры из-за дамы». Не убили же никого. Рыцари этим регулярно занимаются и никуда не бегают.

Этих разбойников мы к стульям привязали и в кладовку задвинули. Если жаловаться на них, так пока суд да дело, сколько времени уйдет. Нам же готовиться к пиру надо было.

Через некоторое время, уже пора была на стол подавать, появился на кухне Рыжий. Сущий головорез. Высокий, на полголовы меня выше. Поверх дублета стальной нагрудник. На поясе рыцарский длинный меч, на другом поясе кинжал чуть не в полмеча длиной, пистолет и пороховница. Другую половину своего арсенала он при седле возил.

— Где эти два засранца? — грозно спросил Рыжий.

— Не гневайтесь, господин, вот они, — ответил Курт и открыл кладовку.

— Вы что тут, совсем обнаглели? Распустились! Быдло! Прислуга! Пороть вас всех не перепороть! Что о себе возомнили? Вы понимаете, что вы натворили? Вы не с ними поссорились, вы со мной поссорились! Вы, скоты такие, мой приказ не выполнили! Всех перепорю!

— Не надо нас пороть, господин, сейчас свадебный пир должен быть, у нас уже все готово, все горячее.

Тут Рыжий аж покраснел и такие ругательства выдал, что я даже и повторить не возьмусь.

— Готово? Быстро тащите все в зал. Этих развязать. Почему еще не развязали? Головы поотрываю! Сейчас девок посмотрим.

Рыжий резко шагнул к ближайшей девушке, схватил ее за ворот нижней рубашки и одним взмахом кинжала разрезал рубашку и платье почти до пояса. Вбросил кинжал в ножны, запустил руки в разрез и небрежно облапал грудь и талию.

— Хороша. Следующая!

— Я согласна, — жалобно пискнула вторая девушка, расшнуровывая платье.

— Еще бы, — презрительно оглядел ее Рыжий. — Шаг назад, овца!

Третью он лапать не стал, хотя мог бы — она считалась местной красоткой, и ей оказывали знаки внимания чуть ли не все парни в замке.

— Ты, дура, и ты, красотка, после пира пойдете к герру Эриху. Или во время пира, если он захочет. Все остальные бабы достаются моим людям, и не дай Бог хоть одна будет капризничать. А ты, плюшечка, — указал он на Анну, — пойдешь со мной.

Вот как после такого свинства не дать человеку в морду? А никак. Не дотягивался я до морды с того места, где стоял. Смотрю на Анну, а она чуть замешкалась с ответом и на стол смотрит. На столе, точно помню, был большой выбор ответов. Ножей парочка, ложки всякие, кипяток, уксус, сковородка с топленым салом… И селедка. Длинная, жирная, соленая английская селедка.

Я сразу понял, что селедкой-то дотянусь. Хвать ее за хвост, и плюх тушкой по морде Рыжему. Он, правда, руку мою перехватил, но селедка дальше пролетела, по щеке его шлепнула, зацепилась за верхний край нагрудника и повисла на плече.

Наши все засмеялись, Рыжий рассвирепел, дернул меня к себе и встречным ударом чуть мне лицо не расшиб. Только я быстрее оказался. Рванулся к нему и головой в лицо ударил. Попал, хорошо попал. Потом, не думая, схватил его за проймы нагрудника, толкнул вбок и подножку поставил.

Тут смешно получается. Говорю «не думая», а кто же между первым и вторым приемом думать будет? Если только совсем дурак, а дураки-то все равно не думают.

Он едва упал, как я ему на ногу наступил. От всей души, прямо на голеностопный сустав. Тут он, надо сказать, не то, чтобы ошибся, а привычки его подвели. Когда падаешь ногами к врагу, можно ногами его и уронить, и просто пнуть. Это если ты к драке привычен и не первый раз в жизни падаешь. А он, вместо того, чтобы меня лягнуть, схватился за оружие. Как прямо рыцарь какой, чуть что и за оружие. Так что я его еще в гульфик успел пнуть, а потом наклонился и кадык ему раздавил. Это на первый взгляд сложно, а если знать, как надо, то просто. Раз — и готово. И задыхается человек насмерть.

Драка — дело не хитрое. Раз уж начал бить, не останавливайся, пока враг удары пропускает. Пощады запросит — пощади. За оружие схватится — убей, пока он тебя не убил. Поднимаюсь, а у меня за спиной те двое стоят, которых уже от табуреток отвязали.