На другой день, 30 августа, в полдень Жером Пюжен, сосед графинь де Шамбла, разговаривал у дверей со своей женой и Пьером Бори, портным. Вдруг они увидели, как из дома графинь де Шамбла вышел бледный, изнуренный человек и стал медленно прохаживаться по солнечной стороне улицы, с трудом переставляя ноги.
– Здравствуйте, господин Жак, — приветствовал его Жером Пюжен. — Что и говорить, болезнь вас порядком потрепала.
– До такой степени, — отозвался Жак, — что у меня от оспы кожа сошла с ног, и при каждом шаге мне кажется, что я хожу по горячим углям.
– Так вы послезавтра, первого сентября, не будете открывать охоту?
– Зайцы и куропатки могут спать спокойно, — ответил Жак Бессон. — Пройдет целый месяц, прежде чем я смогу отправиться в деревню. Мне даже сюда было трудно выйти погулять на солнце, и если бы доктор не велел…
– Жаль, близ Шамбла много дичи, а вы так хорошо стреляете.
– О! — сказал Жак. — Отсюда до Шамбла больше трех миль, если бы мне посулили золотые горы, я бы и полпути дотуда не одолел.
Потом, поклонившись супругам Пюжен, Жак опять стал прохаживаться на солнце, ковыляя вдоль домов и часто останавливаясь как бы от истощения после нескольких шагов.
– Что это за человек? — спросил Пьер Бори Жерома Пюжена.
– Жак Бессон, доверенное лицо графинь де Шамбла.
– Мне не нравится его физиономия, — сказала Виктория Пюжен.
– Ба! Возможно, он все-таки хороший человек.
– Как бы то ни было, — прибавил портной, — мне не хотелось бы встретить его в лесу.
– Во всяком случае, — возразил Пюжен, — его нечего опасаться в таком положении.
– Ты так думаешь? — удивилась его жена. — А я сейчас повнимательней посмотрела на него и побилась бы о заклад, что он не так уж и болен.
– А зачем ему притворяться?
– Кто знает? Может быть, для того, чтобы за ним ухаживали эти дамы, которые окружили его заботой и вниманием, ни дать ни взять как брата.
– Пустое! Бабьи сплетни! — сказал Жером Пюжен.
– Да неужели? А прогулки в саду Шамбла, где все видели, как Жак Бессон вел под руку обеих дам, как он разговаривал шепотом с госпожой Марселанж, между тем как графиня уходила на двести шагов вперед? Это что, тоже сплетни?
– Пойдемте в дом, — вдруг засуетился Жером Пюжен. — Неблагоразумно разговаривать о подобных вещах на улице: графини де Шамбла очень могущественны и… словом, я предпочел бы иметь дело с десятью Жаками Бессонами, чем с одной графиней ла Рош-Негли.
В восемь часов вечера, когда уже стемнело, какой-то человек проскользнул как тень мимо домов, остановился у особняка графини де Шамбла и постучал в дверь два раза, но так тихо, что казалось, что стук едва смогут услышать изнутри. Однако дверь тотчас же бесшумно отворилась, и тень проскользнула в переднюю. Этой тенью был Арзак. Закрыв за ним дверь, Мари Будон провела его в маленькую гостиную, где обычно сидели дамы.
Жак Бессон сидел между ними в большом кресле перед камином. Госпожа Марселанж подавала ему чашку с тизаной. При появлении Арзака госпожа Марселанж, которая сидела, наклонившись к Жаку, вдруг вскочила и отодвинула кресло. Но графиня, всегда умевшая владеть собой, воспользовалась этим обстоятельством, вместо того чтобы смутиться, как ее дочь.
– Ну, Арзак, — сказала она ему, указывая на госпожу Марселанж, которая все еще держала чашку в руке, — вы видите, вот это графини де Шамбла, которых представляют такими надменными и суровыми по отношению к своим слугам.
– О! — протянул пастух с тем двусмысленным простодушием, которое придавало всем его словам загадочный смысл. — Для меня вовсе не открытие, что эти дамы всегда были добры к Жаку.
Графиня устремила на Арзака пронизывающий взгляд, но молодой крестьянин противопоставил неудовольствию знатной дамы спокойствие и хладнокровие.
– Я добра и к Жаку, и к другим моим служителям, когда мне известны их верность и предан— ность, — возразила она после некоторого молчания и тотчас добавила: — Мари, подай мне эту бутылку и стакан.