⠀⠀ ⠀⠀
9. Так мы продолжаем сводить счеты с крепостью: Фариа — зондируя слабые места в стене и сталкиваясь с новыми препятствиями, я — обдумывая его неудачные попытки, чтоб понять, какие новые стены следует добавить к плану моей гипотетической крепости.
Если мне удастся мысленно построить крепость, бегство из которой невозможно, то либо эта выдуманная цитадель будет такая же, как настоящая, — и тогда уж мы отсюда точно никуда не убежим, но успокоимся, зная, что мы здесь, так как иного не дано, — либо это будет крепость, бегство из которой еще менее возможно, чем отсюда, — знак того, что там, где мы сейчас, возможность бегства все же существует, и, чтоб найти ее, достаточно определить, где именно придуманная цитадель не совпадает с настоящей.
Послесловие
Первый из двух текстов, составляющих эту книгу, «Замок скрестившихся судеб», впервые был опубликован в издании «Таро семейства Висконти, хранящиеся в Бергамо и Нью-Йорке» («Франко Мария Риччи эдиторе», Парма, 1969). Иллюстрации настоящей книги отсылают к миниатюрам, воспроизведенным в издании Риччи в красках в натуральную величину. Эти карты, нарисованные Бонифачо Бембо для герцогов Миланских в середине XV века, теперь находятся частично в Академии Каррара в Бергамо, частично в Библиотеке Моргана в Нью-Йорке. Некоторые из карт колоды Бембо были утеряны, включая две, играющие важную роль в моем повествовании, — Дьявол и Башня. Поэтому, упоминая эти карты в тексте, я не мог дать на полях соответствующие картинки.
Второй текст, «Таверна скрестившихся судеб», построен тем же способом при помощи колоды таро, ныне более распространенной в мире (и имевшей, в особенности со времен сюрреализма, богатую литературную судьбу) — это Старинные Марсельские Таро дома Б.-П. Гримо, которые воспроизводят (в «научном издании», подготовленном Полем Марто) колоду, выпущенную maitre cartier[38] Николая Конвером в Марселе в 1761 году. В отличие от таро-мини-атюр, эти поддаются графическому воспроизведению и в уменьшенных размерах почти без потерь, за исключением красок. «Марсельская» колода не слишком отличается от тех таро, что до сих пор используются в большей части Италии в качестве игральных карт; но в итальянских колодах каждая фигура представлена лишь верхней своей половиной, повторенной дважды в противоположных направлениях, в то время как в марсельской это завершенные картинки, одновременно грубоватые и таинственные, что как раз очень подходит для задуманного мной повествования посредством разного истолкования одних и тех же карт.
Французские и итальянские названия Старших Арканов несколько отличны друг от друга: французской Богадельне (Храму) соответствует итальянская Башня, французскому Страшному Суду — итальянский Ангел, Влюбленному — Любовь, или Любовники, единственной Звезде — Звёзды. Я решал вопрос о выборе той или иной системы в каждом случае отдельно. (Происхождение и французского, и итальянского названий карты Маг неясно, и единственное, что о них известно достоверно, — что они обозначают таро номер один.)
На мысль использовать таро в качестве комбинаторного повествовательного механизма навел меня Паоло Фаббри, который на Международном семинаре по структуре рассказа, проходившем в июле 1968 года в г. Урбино, выступил с докладом «Гадание на картах как повествование и язык эмблем». Проблема анализа повествовательных функций гадальных карт впервые была поставлена в трудах М. И. Лекомцевой и Б. А. Успенского «Гадание на картах как семиотическая система» и В. Ф. Егорова «Простейшие семиотические системы и типология сюжетных схем» (на итальянском языке — в книге «Знаковые системы и советский структурализм» под ред. Ремо Факкани и Умберто Эко, изд-во «Бомпиани», Милан, 1969). Однако не могу сказать, что я в своей работе применял методологию этих исследований. Из них я вынес в первую очередь идею, что значение каждой карты зависит от того, какое место занимает она в последовательности карт, от того, какие карты ей предшествуют и следуют за ней; учитывая это, я, однако, действовал самостоятельно, сообразуясь с внутренними требованиями текста.