Наш герой так хлопнул этой картой о стол, как будто крикнул:
— Море, море нужно мне!
— Исполнится твое желание! — Ответ астральной силы явно был предвестьем катаклизма — наступления на города, покинутые обитателями, океанских вод, что подберутся к самым лапам львов, которые, забравшись в поисках прибежища на городские высоты, будут выть оттуда на нависшую над городом Луну, тем временем как полчища ракообразных двинутся из бездн морских отвоевывать земную твердь.
Удар молнии в вершину дерева, круша все стены и Башни замершего над пучиной города, высвечивает еще более ужасную картину, к лицезрению которой рассказчик подготавливает нас, с полными ужаса глазами медленным движением раскрывая следующую карту. Его величественный собеседник, вставший на свой трон ногами, переменился до неузнаваемости; за спиною у него теперь уже не ангельское оперение, а затмевающие небо крылья нетопыря, бесстрастные глаза теперь раскосы и косят, корона проросла рогами, мантия, спадая, обнаруживает телеса гермафродита, пальцы рук и ног заканчиваются звериными когтями.
— Ты разве был не ангелом?
— Я ангел, обитающий там, где происходит раздвоение. Любой, кто движется по ответвлению к месту развилки, наталкивается на меня, любой, кто вздумает искать истоки расхождений, встретится со мной, кто попытается смешать однажды разделенное, щекой почувствует мое перепончатое крыло!
У ног его опять возникли солнечные близнецы, преобразившиеся в двух созданий с человеческими и животными чертами одновременно — с рогами, перьями, хвостами, лапами и чешуей, — соединенных с грозным чудищем двумя подобиями пуповин и, вероятно, держащих таким же образом на привязи еще по двое оставшихся за рамками рисунка чертенят поменьше, и так, от разветвления к разветвлению, раскидывается целая сеть связей, раскачивающихся, как большая паутина, на ветру, средь колыхания все менее обширных черных крыльев — вечерниц, филинов, удодов, ночных бабочек, шершней, мошкары.
Что их колеблет, ветер или волны? Линии внизу листка, возможно, означают, что вода уже накрыла дерево, так что побеги земной флоры колышутся в воде, как водоросли или щупальца. Вот какой выбор ждет того, кто отказался выбирать: он и в самом деле обретает море, погружается в него вниз головой и покачивается среди кораллов, за ноги Подвешенный к саргассумам, непроницаемым ковром колышущимся у поверхности воды, подметая крутые подводные откосы позеленевшей от морского салата шевелюрой. (Значит, вот она, та карта, на которой госпожа Созосгрис, ясновидящая с громким именем, но с малодостоверною номенклатурой, прорицая частную и общую судьбу крупного чиновника компании «Ллойд»[5], узнала утонувшего финикийского моряка?)
Если наш герой хотел лишь выйти за пределы личностных ограничений, связанных с определенной ролью, с принадлежностью к некоему классу, если он хотел услышать, как в молекулах грохочет гром, как совершается соединение высших и низших сущностей, дорогу к этому указывает ему Аркан Мир: увенчанная гирляндами Венера танцует под растительными сводами средь разных воплощений многоликого Зевеса; каждый вид, каждый индивид и вся история рода человеческого — лишь случайные звенья в цепи перемен и эволюционных сдвигов.
Ему осталось только довершить большой оборот Колеса, которое определяет эволюцию животной жизни и о котором никогда нельзя сказать, где верх его, где низ, — или, быть может, еще более длинный оборот, проходящий через распадение, спуск в самый центр земли, в плавильню элементов, через ожидание катаклизмов, которые, тасуя колоду таро, выносят на поверхность скрытые пласты, как на Аркане, представляющем финальное землетрясение.
Дрожание рук и ранняя седина — лишь легкие следы того, что пережил наш злополучный сотрапезник: той самой ночью он был рассечен (Мечи) на первоэлементы, прошел по кратерам вулканов (Чаши) через все геологические эры, рисковал стать вечным узником застылости кристаллов (Динарии), но вернулся к жизни, когда пробилась буйная лесная поросль (Посохи), и, наконец, вновь сделался точно таким, как прежде, человеком в седле Рыцаря Динариев.
5