Но, если присмотреться, некоторые элементы этого портрета соответствуют его теперешнему виду: седые волосы, отсутствующий взгляд, обломленная пика. Правда, это может быть и не обломок пики (тем более что он зажат в левой руке), а свиток — донесение, которое ему в соответствии с приказом требовалось переправить, вероятно, через вражеские линии. Допустим, это порученец, с приказом прибыть в ставку монарха или полководца и лично передать ему депешу, от которой зависит исход битвы.
Сражение в разгаре; рыцарь оказался в его гуще; воинства противников мечами прокладывают одно в другом дорогу, как в Десяти Мечах. Рекомендуются два способа сражения: либо разить кого придется, либо наметить себе достойного врага и заниматься им одним. Вот видит порученец, что навстречу ему движется Рыцарь Мечей, выделявшийся изысканностью и своей экипировки, и снаряжения коня: доспехи рыцаря, в отличие от тех, разрозненных, что были на его соратниках, имели массу всевозможных причиндалов и были все, от шлема до набедренников, одного — барвинкового — цвета, являя собой прекрасный фон для золотистых нагрудника и поножей. На ногах у рыцаря были чулки из той же красной камчатной ткани, что и чепрак коня. Несмотря на пот и пыль, было заметно, что у рыцаря тонкие черты. Огромный меч держал он в левой руке, каковой подробностью пренебрегать не следует: левши — опасные противники. Но и у нашего рассказчика дубина тоже в левой, так что как противники они друг друга стоят.
Два Меча, скрещенных среди вихря веточек, листочков, желудей, бутонов, говорят о том, что эти двое вступили в поединок с глазу на глаз и косыми ударами мечей кромсают окружающую зелень. Нашему герою показалось, что рука у неприятеля скорее быстрая, чем сильная, и довольно броситься очертя голову, чтоб одолеть его, но барвинковый, держа свой меч плашмя, обрушивает на него град ударов, так что вбивает его в землю, словно гвоздь. Уже взбрыкивают в воздухе ногами кони, опрокинутые, словно черепахи, на землю, что усыпана мечами, изогнутыми, точно змеи, а барвинковый все не сдается — сильный, как конь, неуловимый, как змея, и защищенный панцирем не хуже черепахи. Чем ожесточенней поединок, тем больше дуэлянты щеголяют своей доблестью и наслаждаются открытием в себе или в противнике все новых неожиданных ресурсов — так топтание понемногу оборачивается грациозным танцем.
Поглощенный поединком, наш герой уже забыл о своей миссии, когда вдруг высоко над лесом раздается трубный глас, похожий на звук архангельской трубы, изображенной на Аркане Страшный Суд (иначе — на Аркане Ангела): то рыцарский рог олифант, и он трубит сбор паладинов Императора. Конечно, императорскому войску угрожает серьезная опасность, и офицер без промедления должен спешить на помощь своему владыке. Но может ли быть прерван поединок, когда речь идет о чести и о наслаждении? Наш рыцарь должен поскорее завершить его и хочет сократить дистанцию, образовавшуюся меж противниками, когда грянула труба. Но где ж барвинковый? Мгновение замешательства — и неприятель испарился. Рыцарь устремляется в лес, одновременно откликаясь на сигнал тревоги и гонясь за беглецом.
Он пробирается сквозь чащу меж ветвей, побегов, сухостоя. От карты к карте рассказ движется скачками, которые надо как-то упорядочить. Вдруг лес кончается. Вокруг простерлась безмолвная открытая равнина, которая в вечернем мраке кажется пустынной. Но если приглядеться, видно, что она заполнена людьми, беспорядочной толпой, покрывшей все пространство, не оставив ни единого пустого уголка. Однако это сплющенная, будто размазанная по поверхности земли, толпа, среди которой нет стоящих на ногах, кто навзничь распростерт, а кто ничком, они не могут поднять го́ловы выше растоптанной травы.
Те, кто еще не скован Смертью, дергают конечностями, словно учась плавать в темной липкой жиже — собственной крови. Где кисть руки торчит диковинным цветком — раскрывается и закрывается, ища запястье, от которого отсечена, где пробует легко шагнуть стопа, не ощущая над лодыжкой веса тела, где головы пажей и суверенов откидывают со лба длинные локоны, вновь падающие на глаза, или пытаются поправить съехавшую набок по проплешине корону, но лишь вздымают подбородком пыль или заглатывают гравий.