— Стало быть, ты можешь вырабатывать и золото? — наверное, спросил наш доктор, а тот в ответ:
— Гляди! — и явил ему на мгновенье сейфы, наполненные слитками кустарного золота.
— И ты бы мог вернуть мне молодость?
Искуситель показал ему Аркан Любовь, соединяющий историю Фауста с историей Дона Хуана Тенорио, конечно тоже скрытой в решетке из таро.
— Что ты хочешь за раскрытие тайны?
Двойка Чаш — своего рода памятка, таящая секрет изготовления золота, которую можно толковать и как разъединение духов Серы и Ртути, и как объединение Солнца и Луны, и как борьбу Устойчивого и Летучего, рецепты коих излагают все трактаты, но, следуя им, можно извести всю жизнь на раздувание огня в горнах без какого-либо результата.
Похоже, сотрапезник наш вычитывает из таро еще не завершившуюся в нем самом историю. Но, видно, пока вряд ли можно ожидать сюрпризов: Двойка Динариев графически, с изящной убедительностью, указует на обмен, на торг, на do-ut-des[16]; и поскольку компенсацией в этом обмене может служить только душа рассказчика, нам легко узнать ее наивную аллегорию в струистом и крылатом видении на Аркане под названием Воздержанность; и если подозрительный чудесник хочет непременно выторговать душу, не остается никаких сомнений в том, что это Дьявол.
При посредстве Мефистофеля любое желание Фауста тотчас же исполняется. Точнее, Фауст получает золотой эквивалент того, чего желает.
— Ты недоволен?
— Я думал, что богатство необычно, многолико и изменчиво, а вижу лишь куски однообразного металла, которые прибывают, убывают, накапливаются и служат лишь умножению самих себя, неотличимых друг от друга.
Все, чего коснутся его руки, обращается в золото. Таким образом, на карте Туз Динариев, где земной шар оборачивается кружком из цельного золота, закостеневшей в своей абстрактности монетой, непригодной для питания и жизни, история доктора Фауста соединяется с историей царя Мидаса.
— Уже жалеешь, что пошел на сделку с Дьяволом?
— Нет, только нужно было душу менять не на один металл. — Лишь пойдя на компромисс с целым легионом бесов, сможет Фауст спасти свою многообразную душу, отыскать во глубине пластмассы золотые блестки, вновь и вновь смотреть, как у прибрежья Кипра рождается Венера, рассеивая пятна нефти, пену от стиральных порошков…
⠀⠀ ⠀⠀
Аркан Номер XVII, годящийся для завершения истории ученого-алхимика, может также послужить началом истории доблестного воина, являясь иллюстрацией его рождения под звездным небом. Сын неизвестного отца и странствующей после отрешения от власти королевы, Парсифаль носит в себе тайну своего происхождения. Чтобы помешать ему что-либо узнать, мать (имевшая, наверное, на то причины) приучила сына никогда не задавать вопросов и, вырастив в уединении, избавила от тягот обучения рыцарскому делу. Но и в колких вересковых пустошах встречаются странствующие рыцари, и мальчик без каких-либо вопросов примыкает к ним, берет в руки оружие и вскакивает на коня, который затаптывает его мать, слишком долго его от всего оберегавшую.
Рожденный от преступной связи, убивший, сам того не зная, собственную мать и вскоре воспылавший сам запретною любовью, простодушный Парсифаль беззаботно разъезжает по миру. Не ведая всего того, что нужно в жизни, он поступает в соответствии с рыцарскими правилами — это происходит у него само собой. И, блистая безоблачным неведением, он проезжает по местам, над которыми витает туманное знание.
Таро Луна являет нам картину запустения. На берегу стоячего пруда высится замок, на Башню коего обрушилось проклятие. Там проводит свои дни Анфортас, Король-Рыбак, — мы видим, как старик, убитый горем, ощупывает свою незаживающую рану. Пока она не зарубцуется, не завертится вновь колесо превращений, движущееся от солнечного света к зелени растений и радостному празднику весеннего равноденствия.