Евдоксия
В Евдоксии, уходящей вверх и вниз, с ее извилистыми улочками, лестницами, тупиками и лачугами, сохраняется ковер, позволяющий увидеть истинную форму города. На первый взгляд, ничто столь мало не напоминает Евдоксию, как рисунок этого ковра, где вдоль верениц кругов и параллельных им прямых повторяются симметричные мотивы, образуемые чередованием блестящих разноцветных уточных нитей. Но, внимательно всмотревшись, убеждаешься, что каждому месту узора соответствует какое-нибудь место в городе, а все наличествующее в городе отражено в узоре в своих истинных взаимоотношениях, ускользающих от взгляда, отвлекаемого толпами народа, суматохой, толчеей. Столпотворение, рев мулов, пятна сажи, запах рыбы — вот что предстает перед тобой в Евдоксии, но ковер доказывает: есть место, откуда город обнаруживает свои истинные пропорции, геометрическую схему, ощутимую в мельчайшей из деталей.
Заблудиться в этом городе легко, но, вглядываясь в ковер, ты узнаешь нужную дорогу в индиговой, багряной или кармазинной нити, долгим обходным путем проводящей тебя за пурпурную ограду, куда на самом деле ты и должен был прийти. Каждый горожанин соотносит с неизменным орнаментом ковра свой образ города, свою тревогу, каждый может отыскать меж арабесками ответ на свой вопрос, рассказ о своей жизни, повороты собственной судьбы.
О таинственной взаимосвязи столь несхожих меж собой явлений, как ковер и город, спрошен был оракул.
— Один из них имеет форму, данную богами звездному небу и орбитам, по которым движутся миры, — ответил он, — другой же — приблизительное его отражение, как все рукотворное.
Авгуры давно были уверены: исполненный гармонии узор ковра имеет божественное происхождение; в этом смысле и был однозначно истолкован полученный ответ. Но точно так же можно сделать и противоположный вывод: истинная картина мироздания — город Евдоксия как он есть, бесформенное расплывающееся пятно с изломанными улицами, с рушащимися, вздымая тучи пыли, друг на друга зданиями, с пожарами и криками во тьме.
⠀⠀ ⠀⠀
Евдоссия. Донателла Виоли
— …Так ты и в самом деле путешествуешь в воспоминаниях! — Великий Хан, весь обращенный в слух, подхватывался в гамаке, едва в рассказе Марко ему слышалась тоска. — Ты уезжал в такую даль, чтобы облегчить бремя ностальгии! — восклицал он, или — Ты возвращаешься из экспедиций с полным трюмом сожалений! — и с сарказмом добавлял: — Скудные приобретения для негоцианта из Светлейшей![27]
К этому сведшись все вопросы Хана о прошлом и о будущем; он целый час играл с купцом как кошка с мышкой и наконец припер венецианца к стенке, застав его врасплох, схватив за бороду и надавив на грудь коленом:
— Признайся, что ты возишь контрабандой, — настроения, благодать, печаль?
Но, может быть, они лишь представляли и слова эти, и действия, недвижно и безмолвно наблюдая, как медленно струится из их трубок дым. Облачка этого дыма то рассеивались ветерком, то застывали в воздухе, и в них был заключен ответ. Когда воздушные потоки уносили их, венецианец представлял, как дымка, застлавшая морские просторы и цепи гор, рассеивается и сквозь сухой прозрачный воздух прозревает он далекие города. Он силился проникнуть взором за завесу преходящей мглы: взгляд издали — острей.
Но, бывало, облачко — густое, медленное — замирало у самых губ, и тогда Марко виделось иное — пары, зависшие над крышами крупных городов, застаивающийся мутный дым, колпак из вредных выделений над асфальтовыми улицами. Не подвижное марево воспоминаний, не сухость и прозрачность, а головни истлевших жизней, губка, пропитанная застоявшимися жизненными соками, затор былого, нынешнего и грядущего, мешающий течению жизней, закосневших в иллюзии движения, — вот что виделось в конце пути.
VII
КУБЛАЙ:
— He понимаю, когда ты побывал во всех описанных тобой краях. Мне кажется, что ты все время был в этом саду.
ПОЛО:
— Все, что я вижу и делаю, обретает смысл в пространстве мысли, где царит такое же спокойствие, как здесь, такой же полумрак, такое же безмолвие, нарушаемое разве шелестением листьев. Стоит мне погрузиться в размышления — и я оказываюсь в этом саду в этот вечерний час перед твоими августейшими очами, ни на миг не прекращая двигаться вверх по реке, зеленой от обилия крокодилов, или пересчитывать бочонки с соленой рыбой, отправляемые в трюм.
27