Наблюдая, как Карлос наклоняется, чтобы вытащить диадему, или открывает ручной чеканки шкатулку, Стефания не замечала никаких эмоций на его лице и размышляла, почему обладатель таких фантастически красивых и дорогих вещей демонстрирует полное безразличие к ним. Может, совесть нечиста? Но она тут же отогнала эту мысль и с приветливой улыбкой повернулась к вошедшему в галерею Мигелю.
— Вы даже не представляете, что за великая честь вам оказана, — сказал он девушкам. — Мой брат редко открывает эту комнату. Даже мне приходится выпрашивать у него ключ. — Он медленно прошел к столу и взял небольшой, покрытый эмалью зонтик с ручкой из ляпис-лазури, украшенной золотом. — Я как будто вижу перед собой элегантную графиню при русском дворе, покупающую эту вещь, которая сочетается с ее костюмом для прогулки. — Мигель засеменил по ковру, кланяясь направо и налево.
Стефания не могла удержаться от смеха, следя за его перевоплощением. Сейчас перед ними была жеманная, туго затянутая в корсет графиня, прогуливающаяся под руку с надменным графом и вертящая в руках зонтик.
— Положи на место, Мигель! — Окрик Карлоса перекрыл смех девушек. — Сегодня мы достаточно посмотрели.
— Уже? А ты показал Стефании изумруды?
— Нет, не показал.
— Но, мой дорогой брат, почему нет? Они такого же цвета, как ее глаза. Если ты минутку подождешь, Стефания…
— Мигель! — Карлос закрыл рот брата ладонью. Жест был такой грубый, что молодой человек чуть не опрокинулся на стол. Его лицо побелело как мел, резко обозначился контраст с загорелой рукой Карлоса, все еще прижатой к его губам. Мужчины обменялись долгими взглядами, затем граф отступил на шаг. Мигель достал из нагрудного кармана носовой платок и медленно вытер лицо.
— Поосторожнее, братец. Когда-нибудь ты пожалеешь о своей запальчивости.
Стефания выступила вперед.
— Мне хотелось бы посмотреть изумруды, Мигель, — вызывающе сказала она. Но если девушка ожидала благодарности за поддержку, она была разочарована. Его бесстрастность вернулась к нему вместе с нормальным цветом лица.
Он пожал плечами и улыбнулся:
— В другой раз, дорогая. У нас будет еще масса возможностей для этого.
В смущенном молчании Карлос повернулся на каблуках и зашагал к двери. Все, не говоря ни слова, вышли за ним из галереи, испытывая неловкость. Стефания поспешила прошмыгнуть вперед.
— Не исчезайте! — окликнул девушку Карлос. — Мы с Жаник собираемся прокатиться, и я хочу, чтобы вы поехали с нами.
— Я лучше останусь, спасибо.
И вновь она увидела в его глазах пламя ярости, но поняла, что в присутствии Мигеля и Жаник ему придется сдержаться. Воспользовавшись этим, она поблагодарила его за показ коллекции и ушла.
Она почти бежала по коридору, стремясь побыстрее оказаться в своей комнате и решив остаться там до тех пор, пока Карлос и Жаник не уедут из замка. Завернув за угол узкого прохода, ведущего к спальне, она влетела прямо в чьи-то объятия. С криком попыталась вырваться, но крепкие руки, как железные тиски, сомкнулись вокруг нее. Девушка подняла голову и увидела над собой смуглое лицо Карлоса.
— Наконец-то! — тихо сказал он. — Наконец-то мне удалось застать вас одну. Я знал, что у рыжих пылкий темперамент, но не понимаю, почему вы до сих пор продолжаете вендетту.
— Я не знаю, о чем вы говорите.
— Не знаете? Как долго вы собираетесь заставлять меня расплачиваться за то, что я сказал сегодня утром?
— Я не понимаю, что вы имеете в виду.
— Конечно понимаете, — раздраженно возразил он. — Вы хотите, чтобы я унижался, ползал у ваших ног? — Он пристально посмотрел девушке в глаза и, когда она ничего не ответила, со вздохом продолжил: — Вижу, что хотите. Хорошо, я буду унижаться. Но это мне нелегко дается, вы знаете.
— В этом нет необходимости… — начала она.
— Но я хочу извиниться. Я не имел права говорить то, что сказал. Но известие о вашем отъезде раздосадовало меня так сильно, что я говорил, не взвешивая свои слова. — Он положил руки ей на плечи. Тепло ладоней проникало сквозь тонкую ткань платья. — Вы вольны покинуть замок, когда вам будет угодно, Стефания. Я сказал так потому, что не хочу, чтобы вы уезжали… не из-за желания обидеть вас, как вы, кажется, подумали.