— Сожалею, если испугал вас сегодня днем, Стефания. Вы должны знать, что я никогда не причиню вам боли.
Она отвернулась.
— Вы не имели права целовать меня.
— А разве нужно какое-то право для того, чтобы мужчина поцеловал женщину?
Не отвечая, она попятилась. Колыхнувшись, ее юбка задела стоявшую позади лампу, и та опрокинулась. С восклицанием Карлос бросился вперед и успел схватить ее возле самого пола. Он поднял лампу так, что свет ее падал на стоявшую перед ним девушку.
— Вы сегодня невероятно красивая, — тихо сказал он. — И такая холодная… такая странная.
Она засмеялась:
— Я здесь не единственная странная особа.
Граф продолжал смотреть на нее. Глаза его были печальны.
— Если мое поведение кажется вам временами странным, на то есть свои причины, Стефания. Я должен поговорить с вами — без перебранки и недомолвок.
Без недомолвок! Тогда ей следует сказать ему, что она знает — он вор, и затем сразу же покинуть замок. Девушка нервно сцепила руки в замок.
— Стефания, пожалуйста, пойдемте со мной.
— Нет, Карлос. Нам с вами больше нечего сказать друг другу.
— Но вы не можете продолжать сердиться на меня только потому, что я утратил контроль над собой прошлым вечером. Вы должны простить меня.
— Я давно простила вас, но не вижу необходимости в дальнейших беседах.
— Вы все еще злитесь на меня за то, что я сказал о Жаник.
— Мне наплевать на Жаник! — свирепо прошипела Стефания. — Ради бога, Карлос, вы же не можете ожидать, что я притворюсь, будто меня заботит, что вы делаете со своей жизнью!
— Мае de Deus! [4] — Его голос был полон ярости. — Как вы осмелились так говорить со мной! Я попросил у вас прощения. Ни один из Мароков никогда прежде так не унижался перед женщиной. А ваше сердце крепче камня. Как смеете вы стоять передо мной и делать вид, что не понимаете, что я хочу вам сказать? Как вы можете бросать мне такие слова?
— Карлос, перестаньте!
— Нет! С того момента, как я увидел ваши глаза, кипящие гневом, ваши рыжие волосы, пылающие, как пламя, я уже знал, что вы и есть та самая единственная женщина, которая создана для меня. — Он взял ее за руки и притянул ближе к себе. — Вы моя самая большая драгоценность, — прошептал он. — Cara… cara[5] .
— Нет! Я не хочу больше ничего слышать!
Она отчаянным усилием оттолкнула его и выбежала на террасу, радуясь, что качающиеся на ветерке фонари, развешанные на деревьях, не могут полностью осветить ее лицо.
Жаник, как всегда блистательная, в платье из золотой парчи, почтительно разговаривала с одетой в черное графиней. Рядом стоял Мигель, потягивая из бокала шампанское. Он тоже был во фраке, на груди — крест с драгоценными камнями.
— Вы как раз вовремя, чтобы немного выпить, Стефания, — сказал он, подавая ей бокал. — Через несколько минут мы уезжаем в Лиссабон.
— В Лиссабон?
— А вы не знали? Герцог де Корбеско дает прием, и мы все приглашены. Я думал, мама сказала вам об этом еще днем.
— Боюсь, я забыла, — подала голос графиня.
Стефания знала, что она солгала и что эта оплошность была умышленной.
— Даже если бы меня предупредили, — спокойно заметила она, — я все равно бы не смогла поехать.
— Почему? — раздался за ее спиной голос Карлоса, и девушка повернулась. Тонкий, как паутинка, подол ее платья задел его ноги.
— У меня ужасно болит голова. Это продолжается весь день.
Его взгляд блуждал от блестящих волос девушки к ее золотистым босоножкам и обратно, к ее лицу. Он изучающе вгляделся в ее глаза, и выражение его лица яснее слов говорило, что он ей не верит. Не произнеся больше ни слова, Карлос подошел к столу и налил шампанского в хрустальные бокалы.
— Тост! — провозгласил он, разнося их по кругу. — За будущее!.. Может, оно окажется счастливее, чем прошлое.
Слабый бриз шевелил ветки деревьев, и висевшие на них фонари отбрасывали заостренные тени на террасу. Стефания, стоя немного в отдалении, наблюдала эту сцену. Ей все казалось ожившей картиной: двое смуглых мужчин, худая сморщенная графиня и сверкающая золотом Жаник.
Они выпили. Под предлогом общего разговора Карлос вновь подошел к Стефании и, заслонив ее собой от остальных, заговорил:
— Вы только что предложили жалкое оправдание своего нежелания ехать на прием. Вы получили бы от него истинное удовольствие. Герцог славится своими вечерами.
— Не сомневаюсь. Но, будучи англичанкой, боюсь, я не впишусь в португальское высшее общество.
— Мне лучше судить. Жаник тоже не португалка, ее отец — француз.
— И тем не менее это ее образ жизни, но не мой.