Пух дубасил свою новую подчиненную палкой. Рычал тоже он, от злости. Девчонка умудрялась уворачиваться.
Вот она подставила руку, а ногой нанесла жесткий удар в бедро. Пух заткнулся и чуть отступил. В гробовой тишине он сказал:
— Ну, хорошо. Сейчас я научу тебя исполнять приказы командира, шлюшка, — и крутанул палку над головой.
Граф повернулся ко мне:
— Она ему сейчас что-нибудь сломает, Соур.
Я глянул на лестницу:
— Всё равно не успею, — если честно, то времени было за глаза, но не верил, что какая-то баба сможет уложить моего десятника.
А зря. Пух решил обрушил палку сверху, а она в момент замаха сделала подшаг, подставила скрещенные руки под его запястья и нанесла мощный удар ногой в пах… Гул неодобрения пронесся по рядам наблюдавших солдат. Граф громко хмыкнул:
— Может, даже не только ему.
Я понесся вниз, но теперь точно не успел. Когда я выбежал во двор, Пух уже лежал вывернутой рукой, по перекошенной роже, здорово растянутой, а толпа, завидев меня, начала расходиться.
Тандела повернулась ко мне и отчеканила:
— Капитан, десятник сломал руку!
— Да ну? — опешил я от ее наглости.
— Мы не сошлись во мнениях относительно того, где мне следует спать и немного повздорили, — Пух застонал, и Тандела заявила. — Я требую предоставить мне отдельную кровать, как каждому солдату!
Для начала я приказал себе остыть. Ничего, в следующий раз я сам ее обломаю. Не надо было доверять дело десятнику. А пока определим его в лазарет.
— Эй, солдат, — окрикнул я ближнего парня.
— Я, кэп! — ответила Тандела, подходя поближе.
Пух протестующее замычал, но она схватила его за ноги:
— Где у вас тут колдун обитает? Ему на пару минут работы.
Я затолкал рвущийся наружу протест и схватил десятника за плечи. Ох, демоны, ну и весу же в нем!
Исол был уже у себя, когда мы внесли Пуха.
— Ну что там? — Он присел у пострадавшего и замолчал.
— Тут так просто не вправишь, — сказала Тандела, явно со знанием дела. — Кость в двух местах сломана, тут и тут!
— Где же это тебя учили таким садистским приемам? — ядовито осведомился я.
Она втянула щеки и помрачнела, плечи непроизвольно напряглись. Взглянув на меня исподлобья, промолчала.
Это взбесило меня еще больше, и я выпроводил ее прочь:
— Выходи, солдат! Жди у казармы.
— Как он? — спросил я у Исола, что-то колдующего над Пухом.
— Нормально. К утру будет как огурчик.
— Отлично. Пойду разбираться с солдатом, — я приоткрыл дверь, но Исол меня ошарашил.
— Не кипятись особенно, Соур. Если она еще и тебе что-нибудь сломает, придется ее выгнать. А граф этого не хочет.
Я кивнул, в коридоре крепко ругнулся, и вышел из донжона.
Она болтала с Хонором. Довольно спокойно, кстати, без воплей и рыка. Всего лишь на полтона выше, чем обычно.
Я отправил парня отдыхать, а ей сказал:
— Иди за мной, солдат. Я покажу тебе отдельную постель.
Мне совсем не понравилось, что граф положил на нее глаз. Если честно, ложить-то было не на что, даже если брови были бы на месте. А хотя… не знаю. Ну, и вообще, она на голову его выше! Куда лезет-то? Стул подставлять будет, чтоб целоваться? Или лестницей воспользуется?
Я привел ее в комнату адъютанта, смежную с моей. Вообще, задумывалась она как офицерская, но в гарнизоне кроме меня офицеров не было, маловато солдат.
— Будешь спать здесь, — я указал на кровать.
— Спасибо, кэп.
— «Кэп»- это обращение для десятников. Солдаты обращаются ко мне «капитан».
— Спасибо, капитан. А что это за дверь? — она кивнула в угол, на противоположную стену.
— Это вход в правое крыло казармы, к десятку Пуха.
— А эта?
— Это вход в мою комнату, она тоже сквозная, есть выход в левое крыло.
— Интересная конструкция. Первый раз вижу, вижу вынесенные помещения, обычно в казармах единое пространство, разделенное на кубрики для подразделений.
— Вообще, комнаты задумывалась как офицерские, по одному лейтенанту на четыре — пять десятков, но в страже кроме меня офицеров нет, мало солдат. Так что эту займешь ты.
— Теперь дальше, — я сел на стул и пригласил ее жестом. Она не поняла. — Садись, поговорим.
Она уселась на кровать и невинно спросила:
— В чем дело, капитан? Я в чем-то провинилась?
— Ясный хре… — чуть не взорвался я, но вовремя взял себя в руки. — Хм. Конечно, ты совершила огромный проступок, покалечила своего непосредственного начальника!
Она пожала плечами:
— Он оскорбил меня, затем накинулся с палкой, вот и пришлось сломать ему руку.
— Хочешь сказать, что ты не виновата?
— Да, я только защищалась.
— Ладно, давай по-другому объясню, — я помолчал, собираясь с мыслями. — Согласен, он поступил, как минимум, неразумно — начал ругаться, задел тебя… но не следовало калечить парня. К тому же он твой командир.
На ее лице отразилось непонимание, возмущение и даже ярость:
— Капитан, он унизил меня! Как женщину, и главное, как солдата! А я — воин, ветеран, и еще две недели назад у меня в подчинении было столько же людей, сколько и у него! Я никому не позволю обращаться с собой так, как, он посмел!
Она говорила с такой яростью и убежденностью, что я понял: все, что она сказала у графа и повторила сейчас — правда, зря я не поверил. Жутковато смотреть в это лицо, без бровей оно выглядит как-то не по-человечески. Брр… Ладно. Хочет репутацию крутого бойца — пусть создает, Пуха-то как заломала! Считай, половина дела сделана, осталось еще ноги не раздвинуть при первом же удобном случае, и будет у нее репутация.
— Хорошо, солдат. Я понял твое мнение, но все равно ты совершила проступок, требующий наказания. За первую декаду жалования я тебя лишаю, — никак не реагирует, это хорошо. — Плюс будешь моим адъютантом. Ясно?
— Ясно, капитан!
Я пошел в свою комнату.
До следующего утра все было спокойно.