— Хочешь сказать, что ты не виновата?
— Да, я только защищалась.
— Ладно, давай по-другому объясню, — я помолчал, собираясь с мыслями. — Согласен, он поступил, как минимум, неразумно — начал ругаться, задел тебя… но не следовало калечить парня. К тому же он твой командир.
На ее лице отразилось непонимание, возмущение и даже ярость:
— Капитан, он унизил меня! Как женщину, и главное, как солдата! А я — воин, ветеран, и еще две недели назад у меня в подчинении было столько же людей, сколько и у него! Я никому не позволю обращаться с собой так, как, он посмел!
Она говорила с такой яростью и убежденностью, что я понял: все, что она сказала у графа и повторила сейчас — правда, зря я не поверил. Жутковато смотреть в это лицо, без бровей оно выглядит как-то не по-человечески. Брр… Ладно. Хочет репутацию крутого бойца — пусть создает, Пуха-то как заломала! Считай, половина дела сделана, осталось еще ноги не раздвинуть при первом же удобном случае, и будет у нее репутация.
— Хорошо, солдат. Я понял твое мнение, но все равно ты совершила проступок, требующий наказания. За первую декаду жалования я тебя лишаю, — никак не реагирует, это хорошо. — Плюс будешь моим адъютантом. Ясно?
— Ясно, капитан!
Я пошел в свою комнату.
До следующего утра все было спокойно.
Как всегда, я встал перед подъемом, оделся и выглянул в комнату Танделы — отдать сапоги почистить.
— Капитан?! — возмутилась она, оторвавшись от бритья подмышек.
Я почувствовал, что краснею и захлопнул дверь. Давненько такого не случалось. Лет шесть, наверно. С тех самых пор, как мне исполнилось восемнадцать. Не краснел, я имею в виду.
— Хм… Ты того… прикройся, что ли, — посоветовал я через дверь, застегивая портупею. — Люди ведь могут заглянуть.
— Уже! Да и спят все пока.
— Сапоги почисти, — я выставил их за дверь, не заглядывая, и принялся за разминку.
Закончив, я вновь открыл дверь. И замер с открытым ртом. Танделла порхала по комнате с закрытыми глазами, размахивая двумя длинными ножами.
Она повернулась ко мне спиной, сделала два шага… и замерла.
— В чем дело, капитан?
Я сглотнул — дыхание перехватило от неожиданности — и ответил:
— Нет, просто никогда не видел обоеруких бойцов. Но я, собственно, за сапогами.
— Я не обоерукая. Ножи просто взяла для утяжеления, в этой связке они не используются как оружие. А сапоги готовы.
— Отлично, — я влез в сапоги и направился к донжону. Граф любит ранние завтраки.
К концу дня я понял, что Танделла прекрасно владеет мечом, лучше всех стреляет из лука и неплохо бьется в строю. Правда, если у нее в руке копье, то одну ее лучше не оставлять, убьют мгновенно. Но и с ней рядом стоять в таком случае тоже опасно — не заколет, но огреет так, что мало не покажется.
Короче говоря, впервые над моим руководством оказался первоклассный боец — одиночка. Она завалила всех лучших бойцов, которые у меня были, и в рукопашной схватке, и орудуя деревянными мечами. Она билась почти весь день, но не свалилась на кровать от усталости, когда зашла в соседнюю комнату.
Хлопнула дверь, но вместо скрипа кровати послышались шаги. Шипение вынимаемой из ножен стали и лязг оселка по лезвию. Демоны и Боги! Она решила заточить свой кинжал!
— На улицу, Тандела! — рявкнул я.
Лязг прекратился, и дверь в мою комнату открылась.
— Вы что-то сказали, кэп?
— Не мешай спать! У нас оружие на улице точат, у караулки!
— Ясно, капитан! — она исчезла.
Утро прошло без эксцессов. Когда я проснулся, все уже было готово. На тренировках снова выделялась Тандела. Она более-менее приноровилась к выданной ей амуниции, мечу и щиту, и даже в строю смотрелась великолепно.
— Сегодня вместе с десятком заступишь на ночное дежурство, — сказал я ей после последнего тренировочного боя.
— Это значит, я теперь как все?
— Нет. Это значит, что ты солдат, который к тому же еще должен исполнять обязанности адъютанта.
Она улыбнулась:
— Понятно, капитан! — и направилась к Пуху.
Когда она ему сообщила новость, он кивнул и подставил ладонь. Тандела коснулась ее кулаком, а потом хлопнула десятника по плечу:
— Где тут у вас трактир? Я угощаю, — расслышал я.
Вот и все. Как то безболезненно влилась в ряды наших солдат. Парни относились к ней не как к новенькому — салаге, а как к теневому лидеру. Еще бы, так драться могут только очень сильные бойцы. Но уважали ее не только за то, что она за два дня успела всем им надрать задницы, а некоторым и не по разу. Вела она себя как-то… просто, что ли. Без претензий. Пух — десятник? Отлично, пока не мелет ерунду, слушаюсь. Хонор считает себя неотразимым? Пусть. Что? Он чего-то от нее хочет? На следующее утро у парня вид, какой-то сконфуженный и бледный: она побила его в том самом углу, где этот злостный нарушитель дисциплины пытался ее лапать.