Доктор Бакли несколько исправил мнение о себе как человеке меланхолическом и мрачном. Оказалось, что он умеет хоть и не часто, но вполне дружелюбно улыбаться. Говорил он не очень много, но с теми точными и культурными оборотами речи, которые приятно располагают к себе собеседников.
Стив Харди был по-прежнему улыбчив, болтал о пустяках, но в меру. И, кажется, старался почаще обращать на себя внимание Беты.
Сама девушка ни чем особенным себя не проявляла, что и неудивительно для простого чаепития хорошо знакомых друг с другом людей. Лицо ее, впрочем, представляло определенный интерес. Ее нельзя было назвать красавицей, но, несомненно, лицо было очень нестандартное и на него хотелось смотреть.
Темные волосы с оригинальной стрижкой создавали тот благородный шарм, который я подметил еще тогда — на дороге у коттеджа. Тоже темные, не коричневые, а непонятного, кажется, очень темно-серого цвета глаза, были внимательными, но обращенными чуть в сторону от собеседника. И какая-то легкая скрытность почудилась мне во всем ее облике.
Доктор Бакли вскоре вынул дорогие карманные серебряные часы и сделал легкий поклон хозяину:
— Благодарю вас. Мне нужно еще посетить больного в рыбацкой деревне. Там, где вы остановились, капитан. Хотя предварительно я предпочел бы все-таки послушать вас, сэр Джон.
— Бога ради, доктор, не беспокойтесь. В моем организме со вчерашнего дня абсолютно ничего не изменилось. Отложим на завтра, а вы, поспешите лучше к бедному больному.
— Ну хорошо, пусть так. Бета, в девять прошу тебя быть дома.
— Конечно, папа.
— Пожалуйста, не волнуйтесь, мистер Бакли, — доглатывая кусочек пирога, весело произнес Стив, — мы с Джеральдом доставим ее в целости и сохранности.
— По-моему, достаточно чего-нибудь одного — в сохранности, например. Прощайте, господа.
— А я ловлю вас на слове, капитан, — весело обратился ко мне Уиттон. — Вы обещали партию в шахматы брату, то есть не обещали в прямом смысле слова, но и не отвергали ведь этого совсем, а?
— Да я ничего и не имею против.
— Мэтью, как тебе не стыдно, — укоризненно произнес сэр Джон.
— Стыдно, брат, очень. Но мне еще нужно съездить в город. Позвонили с почты: пришла посылка из Лондонского клуба роз. Там чудесные черенки для морозостойких прививок. Они выведены в Канаде и их практически еще нет в Европе. Это мечта! Теперь я смогу не вскакивать по ночам из-за весенних заморозков.
— Знаем мы тебя, все равно будешь вскакивать, — заявил Джеральд.
А Стив подтверждающе закивал головой:
— Но теперь уже, чтобы проверить, не случилось ли чего с новыми черенками.
Все засмеялись.
— Вам бы, молодежь, только и вышучивать пожилых людей, — добродушно ответил Мэтью, по-видимому, совсем не возражая против того, чтобы быть объектом мелкого юмора.
— Сэр Джон, — обратился я тут же к хозяину, — я действительно люблю играть в шахматы. Уровень у меня, правда, не очень высокий. Но почему бы не попробовать?
Мы вышли в холл, а оттуда — в соседнюю с ним библиотеку — большую хорошо обставленную мягкой кожаной мебелью комнату.
В ее стене, сразу слева от входа, помещался большой, неиспользуемый в это жаркое время года камин. Наверху по обеим от него сторонам висели два портрета — мужской и женский. Я прочел имена на медных табличках под ними: Чарльз Холборн, Элизабет Холборн.
— Родители, — следуя за моим взглядом, пояснил хозяин.
Дальше, в середине комнаты, находился продолговатый стол, за которым могли бы одновременно работать два-три человека. А еще дальше, в противоположном конце, между двумя удобными креслами стоял небольшой шахматный столик на витых темно-вишневых ножках. Приблизившись, я увидел, что его поверхностью служит редкой красоты шахматная доска, представляющая собой каменную инкрустацию, несомненно, очень дорогую и древнюю. Как и тонкие резные фигуры слоновой кости на ней.
— Индия, — заметив мое любопытное внимание, произнес сэр Джон. — Этому изделию лет двести.
Мы сели и я зажал в оба кулака по пешке, предлагая хозяину выбрать цвет, но он категорически отказался, настояв, чтобы я, как гость, играл в первой партии белыми.
Для того чтобы понять, с каким игроком имею дело, я всегда выбираю ферзевый гамбит. Если противник начинает здесь путаться уже через три-четыре хода, дело ясное и несложное — он слабее меня. Если же первые пять-шесть ходов он делает уверенно и быстро, это — не слабенький, любящий переставлять фигуры дилетант, а вполне грамотный игрок.