Умеет он — и как только этим умением овладел? — больных исцелять. Знает он всех чудовищ, владеющих смертельными болезнями, смело называет их по именам, простирая руки над костром:
Делает Чамх из древесной коры изображения двухголовой жабы вап-минич и всех других злых сил, швыряет их в костер и восклицает:
И правда, многих больных исцелил Чамх. Сам обессиленный упадет: шаманить тяжело, очень тяжело, говорят, даже лес рубить легче, чем шаманить! — а сородича спасет.
Умел он делать и малые поминки над душой умершего, погибшего. И случалось ему задержать уход человека в Нижний мир! Чтобы обмануть Существ Черных, Подземных, Чамх превращал умирающего в плывущее дерево. Он дул изо всех сил, будто был Большим Ветром, он гнал умирающего своим дыханием к земле. И вот он хватал дерево за ветви и вытаскивал его на берег… тонгас, едва не попавший в лапы смерти, открывал глаза, начинал дышать — и возвращался к жизни.
Ну а когда ничего уж не помогало человеку (ведь неистовствуют злые силы на земле и в небе, словно дожди и бури!), приходилось Чамху сопровождать души умерших в загробный мир. И никогда ни одна душа от негр не отстала, не заблудилась, каждую отвозил он привычным при жизни путем: которую оленьей тропой, которую на собачьей упряжке, которую пешком вел в Селение мертвых, а вернувшись, рассказывал: там все как у нас на земле, только солнце светит, когда у нас — ночь, а луна — когда у нас день. Да еще богатый там беден, а бедный — богат. И это не последнее изменение, которое там душе претерпевать приходится! Она размером все меньше и меньше становится. Обращается в белку, птицу, комара, и наконец — во прах. Говорят знающие люди, будто души вновь возрождаются на земле и опять проходят бесконечные превращения. Но по большей части это удел женщин…
Умел Чамх предсказывать будущее и выведывать прошлое, гадая на панцире черной обимурской черепахи, прожившей тысячу лет, и на цветах тысячелистника, который рос тысячу лет.
Почитали сородичи своего шамана, чуя в нем великое таинство. И хоть не ходил теперь Чамх в тайгу на промысел, но много мяса и мехов приносили сородичи в его юрту! Многие женщины завидовали ясене Чамха Ллунд и понять не могли, отчего с недавних пор так уныла она и бледна. С тех самых пор, как муж ее сделался великим шаманом.
Оттого мучилась и страдала Ллунд, что только лишь она да сам Чамх знали, откуда взялась у бывшего охотника колдовская сила!
…Чамх проснулся среди ночи: почудилось, чьи-то легкие руки, мягкие губы касаются его лица. Вскочил… но нет, никого нет в балагане, кроме него. Темнота зимней ночи — и ветер. Эх, да ведь Чамх позабыл дверь затворить! А не велит обычай стариков оставлять ее ночью открытой. Мало ли кто может войти, пока хозяин спит. Зверь бродячий. Человек недобрый. Дух черный!
Слез Чамх с нар, пошел к двери. А за нею так светло! Неужто луна и звезды спустились с неба поиграть на снегу?
Встал Чамх на пороге своего охотничьего балагага, да так и замер.
Еще вчера торил он тропу в снегу. Еще вчера видел умирающую тигрицу, подернутую инеем. Еще вчера бил в сугробах неожиданно покорную дичь. А сейчас!..
Не лужайка заснеженная — распростерлось перед балаганом сверкающее озеро. Благоухают его волны тысячью неземных ароматов, омывается в нем прекрасная собою женщина. От ее тела, лица и длинных волос, плывущих по глади вод, свет исходит и все озаряет вокруг.
Чья это женщина? Женщина Ночи? Но почему так лучезарно ее лицо? Женщина Рассвета? Но отчего она явилась во тьме? Или это Женщина Горное Эхо? Но горы далеко. Или она вышла из Шаман-камня, чтобы искупаться?..
Тем временем красавица приблизилась к Чамху. Ожерелье из душистых трав и цветов оплетало ее шею.
Задрожал Чамх, не в силах глядеть на нее — и стоять недвижимо, а она проговорила:
— Я не Женщина Ночи и не Женщина Рассвета, я не Горное Эхо и не повелительница Шаман-камня. Помнишь ли тигрицу, умирающую в сугробах? Это была я. Нарочно притворилась я погибающей, чтобы тебя испытать, и увидела: достоин ты любви и волшебства. Серебряная шпилька, которую ты из моей головы вынул, не простая. Даст она тебе власть надо мною. Велено мне Богами Верхнего Мира стать твоей Айями…
Чамх даже зажмурился от этих слова. Айями! У каждого шамана есть свой Айями — ночной дух-покровитель, помощник. Без своей Айями шаман не может ни камлать толком, ни лечить. Айями все равно что богиня. Сказывают, что живут все Айями в том месте, где растет дерево душ Омиа-мони… Неужели правда то, что говорит красавица?..
— Буду учить тебя шаманить. Старые колдуны в вашем стойбище поумирали. Некому тонгасов лечить! Вот я научу тебя.
Голос ее пел, словно ветер в тростнике, а Чамх дрожа смотрел на нее и думал: «Но ведь Айями всегда становится женой шамана. Небесной женой! Неужели и она…»
Словно бы услыхав его мысли, склонилась пред ним та, что была белой тигрицей, так низко, что колени ее коснулись земли. И ноги Чамха подогнулись от восторга и тревоги. Упал он наземь, слыша, как благоухает серебряное озеро, видя, что звезды замерли на небесах. А над ним колыхалась Айями, подобно цветку на стебле, пока не умер он в ее объятиях и не возродился вновь.
Жена Чамха Ллунд худела и бледнела от горя и страха, а сам шаман худел и бледнел оттого, что отныне каждую ночь являлась к нему Айями. Уловила она его в сети своей волшебной силы… а может быть, в сети своей любви? Но разве не одно и то же — любовь и волшебная сила!