— Она была не рада встрече?
— Нет, почему же. Она быстро распрощалась со своим кавалером и повела меня к себе в отель. Мы долго разговаривали, пили вино. Нам так много нужно было сказать друг другу.
— И что потом?
— Ничего. Я ушла и вскоре после этого заболела. И больше ее не видела.
— Но ты помнишь ее адрес. Мы едем сейчас же.
Как я могла объяснить Брайану, что родную мать мне видеть гораздо тяжелее, чем Пола или Мэгги? Но мы все-таки поехали.
Мать была просто в восторге, увидев меня.
— Морин, милая, я несколько раз звонила тебе. Но никто не брал трубку. Наконец я отказалась от этих попыток, решила, что ты просто переехала…
— Да, ты права.
— Рада познакомиться с вами, доктор Питерс, — она бросила на него короткий, оценивающий взгляд. Любая мать, даже самая плохая, всегда интересуется, что за мужчина сопровождает ее дочь.
Брайан с подчеркнутой вежливостью кивнул, когда она протянула ему руку. На этот раз он чувствовал себя не столь уверенно.
Мать никогда не была молчаливой, и радостное возбуждение, охватившее ее при виде меня, исторгло из нее целый поток слов.
— Я даже не знала, где тебя искать, Морин. Писать в «Хогенциннен» было бессмысленно, оттуда я никогда не получала ответа. И я решила, что ты позвонишь, как только снова захочешь увидеться со мной. И вот ты здесь…
— Я была очень больна, мама.
— Больна? — она искренне расстроилась. — Надеюсь, ничего серьезного? Доктор Питерс, вы же врач, не так ли?
— Да, мадам. У вашей дочери был нервный срыв. Он продолжался довольно долго, и она не сразу пришла в себя… Шесть месяцев лечилась в клинике, — сухо добавил он.
Мать побледнела под толстым слоем румян.
— Вы хотите сказать, что…
— Да, мама, — ответила я за Брайана. — В психиатрической клинике.
Она была в ужасе. Бросилась ко мне, обняла, чуть не плача.
— Все прошло, — сказала я быстро. — Я совершенно здорова. Меня выписали, и нет никакого повода для волнений.
Я солгала, но это произвело свое действие. Ее голос тут же изменился, как уже бывало раньше.
— Вот и хорошо, что я узнала обо всем этом только сегодня. Иначе я, наверное, умерла бы от страха за тебя. Твое возвращение нужно отметить. Виски или мартини?
Она все еще оставалась красивой женщиной. Стройная, очень подвижная. Я спросила себя, какое впечатление она должна произвести на Брайана. Но выражение его лица было, как на приеме в больнице, непроницаемым.
Я заметила, как пристально он осматривал комнату, где мы сидели. Дорогая мебель, восточные ковры, все подобрано с большим вкусом. Но мне показалось, что обстановка была уж слишком дорогой, безупречной, изысканной, чтобы быть по-домашнему располагающей и уютной. Слишком много роскоши, плюша, бархата, зеркал…
— Конечно, гостиничный номер не был таким, — объяснила я Брайану. — Мама все обставила по своему вкусу. Это что-то вроде образцового интерьера. Мама работает дизайнером — у нее богатые заказчики.
Брайан ничего не ответил. В соседней комнате зазвонил телефон, однако никто не обращал на него внимания.
— Может быть, ты поговоришь? — спросила я. — Это, наверное, кто-нибудь из заказчиков.
Она растерянно взглянула на меня.
— Не стоит, Морин. Сегодня вечером я не хочу ни с кем говорить. Меня нет дома.
Как по команде, звонки прекратились. Похоже, что звонивший был предупрежден заранее: если после трех попыток никто не подходит, нужно дать отбой.
Брайан пригубил виски и попросил разрешения закурить. Он вел себя неловко, обстановка, казалось, действовала на него угнетающе, а моя мать не принадлежала к тем женщинам, с которыми он привык общаться. Втайне я посмеивалась над ним.
Он вкратце пересказал, что произошло в последние дни в «Хогенциннене». Реакция матери не была для меня неожиданной: вскочив, она в возбуждении заламывала руки.
— Омерзительный городишко, и хозяйка под стать! Соблюдает, видите ли, традицию ежедневного полдника с коктейлями. И пишет свои проклятые письма — хотела бы я знать: кому? Может быть, ростовщикам? Деньги всегда были на ее стороне, что правда, то правда.
— У Морин есть пробелы в памяти, которые необходимо восполнить, — перебил ее Брайан. — Не могли бы вы помочь вашей дочери? Воспоминания могут быть неприятными, но есть факты, которые вы не должны больше скрывать.
После этого немного тяжеловесного вступления он посмотрел на мать в упор:
— Расскажите, пожалуйста, что случилось в ту ночь, когда погиб ваш сын?
Я внезапно почувствовала какую-то пустоту в голове, подступила тошнота.
— Зачем подробности? Сэм мертв. Оставьте его в покое.